Двойная бездна

Корабельников Олег Сергеевич

— …он сбрасывал их в воду, тогда начала гореть река. И Коля мой тоже загорелся…

— Ну и цирк, — внезапно вставил сосед и шумно вздохнул. — Соплей размазано…

— Он погиб у меня на глазах. Я была как безумная. Я долго болела от горя, потом приехала сюда, чтобы поскорее забыться, отвлечься, уйти в работу…

Климову расхотелось говорить. Его не слушали, и он проглотил обиду вместе с последним глотком чая. Он засопел и хотел было упрекнуть Люсю в душевной черствости, но она опередила его и заплакала, уткнув лицо в ладони.

— Ладно тебе, —

сказал он, морщась. — Его не вернешь. Что реветь напрасно?

— Ты черствый, — сказала Люся сквозь плач. — Ты сухой, у тебя нет жалости. Знал бы ты, как много мне пришлось пережить. Я на мужчин смотреть не могла, все мне казалось, что лучше моего Коли не бывает. Только год назад встретила одного человека, похожего на Колю, и полюбила его. Но он оказался подлецом, а теперь и ты меня выгоняешь. Я думала, ты добрый, а ты вот какой…

— Во заливает! — сказал сосед и восторженно прищелкнул языком. — Во дает!

— Помолчи, — сказал Климов им обоим. — Так будет лучше. И вообще, спать пора. Уже поздно. Завтра разберемся.

Люся еще поплакала немного и снова забралась под одеяло. Она долго ворочалась, шептала что-то про себя, вздыхала и стонала, потом понемногу успокоилась и затихла. Климов вымыл чашки, походил по комнате, мельком взглянул на свое отражение в зеркале, но что-то насторожило его, и он снова взглянул, сел и внимательно уставился на себя. Зеркало висело высоко, приходилось чуточку приподнять подбородок, чтобы увидеть все лицо. Было странное ощущение, что в зеркале отражается другой человек, не Климов. Он провел ладонью по щеке, дотронулся пальцем до носа, разгладил морщинки под глазами. Все было его, но одновременно чье-то еще, чужое.

— Не нравится? — спросил сосед.

Климов не ответил.

— Метаморфируешь, — удовлетворенно сказал сосед. — Хотел измениться изменяешься. Дело нехитрое. Изменщик!

И засмеялся своей шутке.

— Почему ты не любишь меня? — не выдержал Климов. — Что я тебе сделал?

— В том-то и дело, что ничего, — сказал сосед. — Ты умеешь только страдать и мучить других, а сделать что-нибудь не способен.

— Ты обидел меня, — вдруг отозвалась Люся из-под одеяла. — Ты равнодушен к моему горю.

— Я знаю, — вздохнул Климов. — Но ничего не могу с собой поделать. Помоги мне.

— Ну уж нет, — сказал сосед, звякая ложечкой в стакане. — Я тебя топить буду.

— Как? — спросила Люся.

— Страшно мне, — сказал Климов.

— Врешь, — уверенно сказал сосед. — Врешь и не краснеешь.

Люся выглянула из-под одеяла, повертела головой по сторонам, остановила взгляд на Климове.

— Ложись, — пробормотала она. — У тебя лицо бледное.

— Неправда, — ответил Климов сразу обоим. — Ты ошибаешься.

Сосед не ответил, потом проговорил нараспев длинную фразу на незнакомом языке и весело рассмеялся.

— Господи, — сказала Люся, — ну и акустика в этом доме. Нас тоже слышно?

— Слышно, — сказал Климов и погасил свет.

Он нашел эти фотографии. Четыре лица. Мужчина и женщина, мальчик и девочка. Красивая женщина, блеклый пухлогубый

мужчина и дети, похожие на мать. Климова неприятно удивило свое собственное лицо. В зеркале оно казалось более красивым и значительным. По крайней мере, в последние дни. Он сел перед зеркалом и стал сравнивать свое отражение и фотографии, сделанные год назад. Люси Дома не было, стесняться было некого, и он морщил лоб, вытягивал губы трубочкой, оттопыривал уши пальцем, растягивал в стороны уголки глаз. Его не покидало ощущение, что зеркало отражает чужое лицо или на лицо надета маска. И то и другое было неприятно. Тонкая пленка серебра отражала мужское лицо с твердым подбородком, большим лбом и пристальным взглядом серых глаз. Черные крупинки серебра на фотографии округлое курносое лицо с большими ушами, маленькими сонными глазами. Между этими людьми было несомненное сходство, какое бывает у братьев, но все же это были совершенно разные люди.

— Это твоя работа? — спросил Климов, уверенный, что его услышат.

Наверху промолчали.

— Эй ты, задрипанный бог! — сказал Климов. — Это и есть твоя метаморфоза? Для чего мне она?

Наверху забулькало, словно переливали воду из бутылки в стакан.

— Помалкиваешь? — угрожающе спросил Климов. — Воды в рот набрал? Я не погляжу, что ты бог, я тебя сам, как черепаху, разделаю.

— Обнаглел, — удовлетворенно сказал сосед. — Богоборцем стал. Ишь ты!

— И ты меня еще топить собираешься? Меня, Климова?

— Тебя, — радостно подтвердил сосед. — Клизму топить буду.

Бульканье нарастало, и вдруг Климов увидел, как стык потолка и стены темнеет, набухает водой, и вот узкая струйка воды потекла вниз и застучала по подоконнику.

— Эй! — испугался Климов. — Ты с ума спятил? Закрой воду!

— Потоп, — сказал сосед. — У меня батарея течет. Самому хлопотно.

— А мне какое дело! — возмутился Климов, подставляя ведро. — Вызывай слесаря.

— А он не может! — обрадовался сосед. — У него голова болит.

— Тогда я сам к тебе поднимусь.

— Хляби у меня разверзлись, — торжественно произнес сосед. — Без акваланга не попадешь, салага.

— Хоть бы сам потонул, — в сердцах сказал Климов, вытирая лужу. — Бог называется. Ни пользы от него, ни сострадания, одни неприятности и оскорбления.

— Я бы рад потонуть, — приглушенно сказал сосед, — да не умею. Я же бессмертный… И чего ты раскипятился? Твое желание исполняется. Теперь наверняка твоя жена вернется к тебе. Разве ты не об этом мечтал?

— Мечтал, мечтал, — буркнул раздраженно Климов. — Только на черта мне твой потоп? Без этого нельзя, что ли?

— Счастья надо добиваться упорным трудом, — сказал сосед голосом матери Климова. — Только в испытаниях выковывается настоящее счастье.

Климов вздрогнул. Он узнал надоевшие нравоучения.

— Пересмешник, — сказал он. — Хулиган. Я на тебя в ЖКО пожалуюсь, что жильцов топишь.

— А я на тебя в местком анонимку напишу, — мстительно сказал сосед, что ты в бога веришь и с соседями ругаешься. Вот!