Двойная фамилия
Шрифт:
– Ишь ты, колокольчик. Погремушка. Весь подъезд перебудил, - она села на кровать и, нисколько не смущаясь присутствием незнакомого мужчины, достала из глубокого выреза рубашки грудь, перевитую голубыми венами.
Ты жадно схватил сосок, захлебнулся, закашлялся, напрягая тонкую цыплячью шейку.
– Ну!
– прикрикнула она и шлепнула пальцем по твоей щеке.
– С голодного края!
Ты опять схватил грудь и засосал, шумно цокая и глотая. И я, наконец, сглотнул слюну и погладил колени потными ладонями.
– Вы спасли нас, - сказал я.
–
– Мастит. "Скорая" забрала часа три назад.
– А!
– сонно пробормотала она, прикрывая веки.
– Ничего, все наладится... Все у вас наладится...
Она кормила тебя с закрытыми глазами, чуть раскачиваясь и придавливая большим пальцем грудь над твоим носом. Ее ребенок тихо спал в коляске у стены. Она не знала, что ничего у нас не наладится, ничего...
Желтоватый свет настольной лампы мягко высвечивал и округлял ее плечо, грудь и локоть, на сгибе которого уютно примостилась твоя голова. И это было красиво, трепетно и свято, как на полотнах старика Рембрандта. Завороженный, я следил за скольжением пугливых теней по ее растрепанной, покачивающейся голове, по усталому лицу, по тонким нервным рукам, и в горле у меня... да, ну ты мал еще, сказал бы я ему, ничего не поймешь... Мал ты и глуп, как и положено в твоем переходном возрасте.
...Наконец ты выпустил сосок, смешно выпятив при этом крошечную нижнюю губу. Из уголка рта стекла по щеке белая бусина молока, лоб блестел от пота. Ты спал.
– Ну вот, - сказала она.
– И всего-то для счастья надо.
– Да, - согласился я, - лет через шестнадцать обеспечить ему счастье будет гораздо сложнее.
И мы с ней переглянулись.
– А как вы догадались про меня, - вдруг спросила она, - что я кормящая?
– Я вас в окне вижу каждый вечер, - сказал я.
– У меня письменный стол перед окном.
– Да...
– она усмехнулась.
– Занавески бы повесить, да руки не доходят. Мы скоро съедем, - добавила она, - это подруга пустила пожить на три месяца, пока в отъезде. А вообще мы с нею, - женщина кивнула в сторону коляски, комнаты снимаем...
– Знаете что, - предложила она, - оставьте-ка своего парня у меня до утра, ведь часов в шесть он опять жрать потребует. А я его здесь, с собой уложу.
Действительно, лучше тебе было остаться до утра под теплым боком женщины, близ кормежки.
– Пожалуй, - согласился я.
– Спасибо вам за все. Не знаю, как и благодарить.
– Да никак, - усмехнулась она.
– Вот посмотрела на хорошего отца, и самой легче стало. Выходит, все-таки попадаются...
...Я вернулся домой, сел за письменный стол и собрался ждать утра. Свет в окне напротив погас, а я никак не мог заставить себя лечь и заснуть. Я ходил по комнате, мимо твоей пустой кроватки, и не мог очухаться от всего, что на меня вдруг свалилось. Эта пустая кроватка торчала перед глазами. Выходит, я сбыл тебя с рук. Обрадовался. Отделался. Хоть до утра, но отделался. Сильный, здоровый мужик
Я спустился, пересек темный двор, взбежал на третий этаж и снова позвонил в ее дверь.
На этот раз она долго не открывала, и я клял себя последними словами, но продолжал нажимать на кнопку звонка.
Наконец, она открыла.
– Ради бога, простите, я измучил вас, - виновато и торопливо произнес я.
– Но знаете, лучше все же я заберу мальчика. Что-то места себе не нахожу... Кроватка эта пустая. Лучше принесу его вам в шесть утра.
– Я понимаю вас, - сказала она, нисколько не раздражаясь - Посидите, я нацежу молока в бутылочку, покормите дома, из соски...
Чужой ребенок, я водворил тебя на твое законное место в моем доме и вздохнул с облегчением. Ты спал, выражение маленького лица по-прежнему оставалось директорским, но не сердитым, а важно-умиротворенным. Я наклонился и долго разглядывал выпуклый лоб, закрытые веки. Потом легонько притронулся указательным пальцем к носу - кукольному, блестящему.
И вдруг уголок твоего рта дернулся и съехал вбок в насмешливой улыбке. Какие ангелы снились тебе в эту первую беспокойную ночь в нашем доме.
И вот тогда я сильно пожалел, что ты не мой сын, потому что ты мне нравился. Впрочем, мало ли чужих симпатяг-детей с пухлыми щечками и кнопками-носами встречается нам в жизни? Нет, ты был чужим сыном, и мне надлежало только смотреть за этим чужим сыном, пока не вернется из больницы его мать, моя бывшая жена...
Утром я сбегал в ближайший магазин, накупил коробки молочных смесей, колбасы и картошки - для себя, чтобы подольше не выходить из дому, и, вернувшись, позвонил на работу, попросил у Кирилл Саныча отпуск за свой счет, на две недели. Тот всегда ко мне хорошо относился, наверное, предчувствовал, что впереди у нас немало статей в соавторстве.
– Ты, Георгий, главное, не волнуйся, - сказал он, - а то молоко пропадет.
И засмеялся своей глупой шутке.
Я наварил тебе, мужик, жратвы на целый день и накормил до отвала, чтобы ты крепко спал и не морочил мне голову, пока я стираю пеленки и вожусь по хозяйству. И так мы довольно мирно жили до обеда, пока не нагрянула детская патронажная сестра, суматошная и шумная.
– Так, - начала она с порога, энергично отирая ноги о сухую тряпку под дверью - Здравствуйте, папа, поздравляю вас, с кем - мальчик, девочка?
– Мальчик, - пробормотал я, растерявшись от ее напора.
– Славненько!
– она вихрем промчалась в ванную, открыла оба крана до отказа и, моя руки, выкрикивала оттуда скороговоркой: - Замачивайте пеленки в ведре, немного марганцовки и мыла, потом прополоскать, и все! Иначе не настираетесь!
Из ванной ринулась в твою комнату, ни на секунду не умолкая:
– Водичкой поите? Хорошо! Писает часто? У-ю-ю, какие мы сердитые! Ну-ка, покажись тете, ну-ка, развернемся! Вот так! Прекрасно. Пупок зеленкой мажете? Хорошо. Ох, какой голосок звонкий! Ну, перевернемся на животик...