Двойная игра
Шрифт:
Ковалевский держался несколько в стороне от польского консульства. Он должен был поддерживать связи с польскими общинами в Европе, польскими рабочими в организации Тодта [78] , польскими шахтерами во Франции и Германии, а также с поляками в самой порабощенной Польше. Ему необходимо было соблюдать большую осторожность во время своих поездок даже в Лиссабоне, так как в Португалии, несмотря на сильное влияние Англии, находилось много националистов — немцев, итальянцев, болгар, румын, венгров, испанцев.
78
Организация Тодта — военно-строительная организация в Германии, в которой широко использовались рабочие из оккупированных
Полковник Ковалевский — коренастый и физически сильный мужчина с широким, грубоватым лицом, по внешнему виду совсем непохожий на опытного штабного офицера. Ковалевский поселился в Лиссабоне в небольшой, но хорошо обставленной квартирке и занимался изучением дипломатических представителей как дружественных и нейтральных стран, так и стран оси.
Вскоре ему стало все хорошо известно о немецком после в Португалии бароне Гойнингене, происходившем из прибалтийских немцев. После заключения договора между Германией и Россией всех немцев выселили из Восточной Польши и Прибалтийских государств, перешедших к России. В Прибалтике остался принадлежащий барону Гойнингену большой замок. Его старая мать также должна была выехать на запад, где ей предоставили в Польше великолепный замок, конфискованный немцами у какой-то польской дворянской семьи. Когда старая баронесса узнала, что замок отобрали у кого-то из польских дворян, она пришла в смятение. Баронесса отправилась в Берлин выяснить, знает ли немецкое правительство о том, что действительно происходит в Польше. Но после ряда ее бесплодных попыток добиться справедливости баронессу наконец откровенно предупредили, что если она не перестанет проводить агитацию в пользу поляков, то будет иметь большие неприятности. Старая женщина была так потрясена этим, что вскоре заболела и в начале 1940 года умерла. Посол ездил в Берлин на похороны своей матери, а оттуда вернулся в Лиссабон очень расстроенным и уже не таким верным слугой фюрера, каким был раньше.
Через некоторое время после начала войны Германии с Россией полковник Ковалевский, поддерживавший контакт в Лиссабоне с некоторыми представителями малых стран — союзниками Германии, получил записку от своего друга — одного румынского дипломата. Тот сообщал, что немецкий посол предлагает Ковалевскому встретиться с одним из его конфиденциальных агентов.
Полковник, приняв необходимые меры предосторожности, отправился на эту встречу. Он выехал вместе со своим румынским другом, а несколько поляков следовали за ними в другом автомобиле. Когда они прибыли к условленному месту, Ковалевский заметил роскошный «бьюик». Ему представили человека, вышедшего из машины. Это был капитан Фриц Крамер, доверенное лицо Канариса и офицер безопасности в немецком посольстве.
— Вы «Петер» из Лиссабона? — спросил Крамер. «Петер» был псевдоним полковника Ковалевского.
— Да, это я.
— Мы арестовали вашего человека в Париже. Он и выдал нам ваше имя. Если вы хотите спасти его жизнь, то мы могли бы кое-что предпринять в этом направлении.
Ковалевский ответил, что хотел бы помочь своему человеку. С этого и начались тайные встречи с Крамером, обычно происходившие по ночам в квартире польского полковника. Крамер в первый же свой ночной визит принес пачку бумаг. Это были, как он заявил, донесения человека Ковалевского из Парижа. Во время этих встреч Ковалевский узнал подробнее о настроениях барона фон Гойнингена. Иногда они с Крамером решали некоторые вопросы, связанные с разведкой, но Ковалевский обратил внимание, что немец всегда стремился обсуждать вопросы об общем положении, о будущем, об исходе войны, о замыслах союзников. Ковалевский же во время одной из этих встреч высказал ему совершенно ясно, в чем заключались, по его мнению, просчеты Германии.
Так польский офицер познакомился в Португалии с человеком Канариса.
Однажды летом 1943 года Крамер явился на условленное место встречи в большом возбуждении. Он рассказал Ковалевскому о каком-то новом виде оружия, готовящемся сейчас в Германии. Это были, по его словам, ракеты или бомбы. Ими можно обстреливать Англию со стартовых площадок во Франции. Эти бомбы нельзя перехватить самолетами. Их можно запускать со специальных бетонированных площадок в любое
79
В Пенемюнде, на побережье Балтийского моря, находилась главная научно-исследовательская и экспериментальная станция, некоторой немцы вели работу по созданию самолетов-снарядов. — Прим. ред.
В другой раз Крамер заметил, что его начальник, который, возможно, скоро посетит Португалию, хотел бы встретиться с полковником Ковалевским.
«По-видимому, приедет Канарис», — сказал Ковалевскому один из польских дипломатов в Лиссабоне. Ковалевский стал ждать его в своей квартире в те же часы, когда обычно приходил Крамер. И однажды к нему пришел посетитель — пожилой человек, почти совсем седой. Он говорил очень быстро и, казалось, был в сильном нервном напряжении. Он не представился Ковалевскому, но во всей манере его поведения чувствовалось, что он обладает большой властью.
— Неизвестный хотел, чтобы я повторил ему все, что я говорил Крамеру о просчетах Германии, — рассказывал мне Ковалевский. — Он задавал вопросы нетерпеливо, резким тоном и быстро схватывал мои ответы. Немец спросил меня, почему невозможно для Германии тесное сотрудничество с теми странами, которые она оккупировала. Я ответил ему очень просто: «Это совершенно исключается, пока Германия не изменит своих методов правления».
— Как вы думаете, почему он захотел встретиться с вами? — спросил я Ковалевского.
— Вероятно, для того, чтобы обменяться мнениями по некоторым стратегическим вопросам и услышать все то, что я говорил Крамеру о просчетах Германии.
Что за странный человек был Канарис! Ему не было никакой необходимости ехать в Лиссабон и подвергать себя риску только для того, чтобы обсуждать прошлые ошибки Гитлера. Если это был не Канарис, то это был кто-то другой, желавший для осуществления нового курса Германии найти союзников среди свободных поляков. Ведь польские подпольные организации были самыми сильными организациями в оккупированных немцами странах. Именно они вскоре очень серьезно нарушили немецкие коммуникации. К сентябрю 1943 года русские приближались уже к границам Польши и Чехословакии. Напуганное польское правительство, находясь в Лондоне, видело, что их опустошенная страна снова станет полем боя. Польское движение Сопротивления явилось для Канариса очень серьезной проблемой, с которой тщетно пытались покончить эсэсовцы. Чехи готовились к радостной встрече с русскими. Президент Бенеш выступал в Лондоне и Вашингтоне за ведение войны до конца и горячо убеждал английских и американских военных руководителей в том, что Сталин хочет добиться взаимопонимания с Западом.
— За время моей работы в Лиссабоне с представителями немецкой оппозиции я смог понять настроения чехов, — говорил мне Ковалевский в 1950 году. — Я не люблю немцев, но по некоторым политическим вопросам я был согласен с ними.
Через девять месяцев после встречи в Лиссабоне с неизвестным немцем Ковалевский прибыл в Лондон для доклада польскому правительству, находившемуся в изгнании. И там в ночь на 14 июня он был свидетелем пожара, возникшего от попадания первого самолета-снаряда. Но к этому времени союзники хорошо использовали имевшееся у них время, чтобы нанести удар по базам этих самолетов-снарядов.
— Я всегда стремился установить контакт с теми, кто желал мира, — заявил мне Ковалевский. — Например я встречался с одним болгарином. Мы виделись с ним только за городом, так как там он чувствовал себя в большей безопасности. И таких людей было много. Я направлял их к работникам английской секретной службы и, как правило, потом ничего не слышал о них.
— Вы уверены, что человек, с которым вы разговаривали, был именно Канарис? — спросил я Ковалевского.
— Вы можете показать мне его фотографии? — Я показал две или три фотографии примерно того времени, на которых адмирал был снят в штатском костюме.