Двойник для шута
Шрифт:
— Что будет с женщиной?
— Ее возьмут в плен, но обращаться станут как с королевой. Надеюсь, что Теобальд захочет все-таки увидеть своего первенца…
Некоторое время Эрлтон сидел молча, и все двенадцать магистров, затаив дыхание, ждали, какое решение он вынесет. Наконец маг заговорил:
— Это дельное предложение, и я согласен, что попробовать в любом случае стоит. Но предусмотреть нужно все — дети мои, берите пример с Агилольфингов! И поэтому я бы хотел познакомить вас с моим собственным планом. По-моему, император уже зажился на этом свете…
В комнате, где обычно проходил Большой Ночной Совет, было темно, хоть глаз коли. Она потому так и называлась,
Зал находился глубоко под землей и, таким образом, был надежно защищен от подслушивания: даже самому искусному магу крайне тяжело преодолеть сопротивление огромной толщи скал и породы — к тому же если это сопротивление усилено чарами не менее искусных магов.
Каждый член совета приходил сюда через собственный потайной ход, заканчивавшийся низенькой дверью. Приходили и уходили они в строгой очередности, в сопровождении охраны, поэтому выследить их лицу постороннему было просто невозможно. Да и сами они не могли предпринять никаких неожиданных действий.
Все заседания, сколько бы их ни проходило в этом зале, вел великан Аластер. И сейчас его мощный, рыкающий голос возвестил:
— Император здесь. Все ли готовы?
— Да, да, да, — ответил нестройный хор из восьми голосов.
Помимо уже упоминавшихся нами Аббона Флерийского и Аббона Сгорбленного, здесь сейчас находились мудрец Далмеллин — официально императорский историк и летописец; герцог Гуммер — наместник Ашкелона; уже известный нам Теобальд; а также министр обороны империи Локлан, граф Лэрд; и начальник Тайной службы Сивард Ру — одноглазый, огненно-рыжий, веснушчатый и въедливый тип неопределенного возраста, который в подобных случаях стыдливо определяют как средний.
Каждый из этих людей мог бы стать героем отдельной летописи, ибо деяния их были воистину беспримерны. И доказательством их заслуг является настолько же беспримерное доверие, которое им оказали, включив в Большой Ночной Совет. Однако видеть лицо императора они все равно не могли, и большинство из них никогда не знали, кто из близнецов явился сейчас в подземный зал, кто именно является их государем. Единственное исключение составляли Аластер и Теобальд: гвардейцы — все без исключения — обладали странной способностью узнавать своего господина.
— Кто будет говорить? — спросил Аластер.
В темноте послышались легкие шорохи, скрип кресла, шелест материи — все, что сопровождает обычные движения человека, удобно устраивающегося на своем месте и раздумывающего, с чего начать свою речь.
— Говорить буду я, — наконец заявил один из собравшихся. — Я, Аббон Флерийский, собрал вас здесь, дабы сообщить, что грядущий год, начиная от послезавтрашнего дня, не только не благоприятствует, но и просто опасен для любого из Агилольфингов и членов его семьи. Звезды и планеты, а также другие предзнаменования… и просто моя интуиция, которой я привык доверять за несколько сот лет совместной жизни, — словом, все вопиет о невероятных трудностях, горестях и боли.
— Это действительно серьезно? — раздался голос императора.
— Очень. Это говорю я, Далмеллин. Как историк могу подтвердить, что раз в двести пятьдесят лет звезды восстают против Великого Роана и его владык. Все, что по-настоящему дорого императору, все, что может стать его счастьем или радостью, находится под угрозой. Говорят, принцесса Арианна не просто мать будущего
— Быстро же разносятся новости в моем дворце, — заметил Ортон.
— Если это так, — продолжал невозмутимо Далмеллин, — то Ее величеству будут угрожать еще большие опасности, нежели вам. Она ведь более уязвима, как бы ее ни готовили к жизни при вашем дворе.
— Это правда, — произнес третий голос. — Это утверждаю я, Сивард Ру. Я не силен в астрологии и никогда не загадываю желание, когда перед моим носом падают звезды, но зато мне стали известны некоторые факты, полностью подтверждающие правоту моих друзей и коллег, о чем я весьма и весьма сожалею. Кто-то, пожелавший остаться неизвестным (и я его понимаю, кстати), хотел было подкупить ваших придворных, Ваше величество. Очевидно, он руководствовался той нехитрой мыслью, что там, где крутится целая толпа слуг и приближенных, какие-то сведения обязательно просачиваются и становятся достоянием того, кто не поскупится заплатить за них. Он обращался с ненавязчивым предложением и к капитану дворцовой стражи, и к вашему гардеробщику, и к куаферу фрейлин. Могу и продолжить список, но особой нужды в том не вижу.
Действовало это, с позволения сказать, лицо грубо, даже топорно. И потому моим людям удалось не только проследить его странствия по дворцу, но и нагнать в пути и выяснить, куда он направляется. Должен сказать, что я не слишком удивился, когда узнал, что в конце долгого путешествия он сел на корабль, идущий на Бангалор.
Что же касается тех, кого он пытался подкупить, то их было всего двенадцать человек. Восемь из них сразу явились ко мне с предупреждением о том, что во дворце шляется незнакомец с коварными намерениями, остальные не отрицали и не запирались, когда я прямо спросил у них об этом человеке. Просто они больше его не видели и не сочли нужным беспокоить меня по пустякам. У вас верные слуги, Ваше величество, в связи с чем я и приношу вам свои поздравления.
— Опять Бангалор, — рыкнул Аластер в наступившей тишине. — Неужели им все еще неймется?
— После той страшной войны жители островов не должны желать новой, — неуверенно откликнулся Далмеллин.
— Ничего подобного, — сказал Аббон Сгорбленный. — Это не второе и даже не третье поколение. Они уже успели все забыть, а что еще помнят, то перепутали так, что ни один демон не найдет концов. И даже наш славный Сивард Ру не справится. Слишком много наслоений лжи на одну тонкую ткань правды.
— Значит ли это, что мне нужно готовиться к войне? — задал главный вопрос Локлан Лэрдский.
— Великий Роан не воюет, — мягко напомнил император.
— А если его вынудят? — спросил Гуммер. — Не терять же все добытое столетиями упорного труда наших предков только потому, что согласно закону мы не воюем. К тому же закон гласит немного другое: мы не нападаем и не ведем захватнических войн.
— Война — это не самая страшная беда, — внезапно сказал Сивард Ру. — Войну мы пережуем и выплюнем и глазом при этом не моргнем. Но у меня иные соображения. Я рассуждаю так: что бы стал делать я на месте любого гипотетического врага? Воевать? С такой огромной империей, с такой силой, с таким народом, а потом я бы еще учел присутствие гвардии, славной на весь мир, наличие грозных союзников… Я бы многое учел и решил, что Великий Роан мне не по зубам. Но вот одна точка на огромном теле всегда может стать уязвимой, если направить все усилия на то, чтобы поразить ее и только ее.