Двойник для шута
Шрифт:
Здание Имперской Тайной службы располагалось на площади Цветов, на правобережье Алоя, между двумя Янтарными базиликами. Оно представляло из себя двухэтажную постройку зеленого мрамора, окруженную цветущими деревьями и каналом, расположенным по периметру. И берега, и дно его также были облицованы мраморными плитами оттенка весенней зелени, отчего казалось, что и само здание, и небольшой парк вокруг него стоят на отдельном рукотворном островке, и только арочный мост соединяет его с остальной площадью.
Сиварду нравилось это место, нравился собственный кабинет,
Он так и не проснулся окончательно и слегка покачивался, поднимаясь на второй этаж и шествуя бесконечными коридорами по направлению к своему кабинету. А между тем утро уже вступило в свои права окончательно и бесповоротно, и восхитительное солнце, не затуманенное плохими предчувствиями, проникало во все уголки просторных помещений. Огромные окна были настежь открыты по случаю жаркой погоды, и это отнюдь не было беспечностью — все оконные проемы в здании были забраны прочными решетками. Многочисленные подчиненные уже находились на своих рабочих местах, и здание буквально гудело. Здесь шла повседневная работа, и десятки людей бегали с этажа на этаж, копались в архивах, выслушивали свидетелей и осведомителей, писали и переписывали важнейшие документы, да мало ли что еще. Все они почтительно раскланивались с Сивардом Ру, не надеясь, впрочем, что он их заметит, — в столь ранний час он был просто не способен на это.
Джералдин, молодой помощник и, как уже шептались по углам люди сведущие, будущий преемник Сиварда, возник из-за поворота с подносом в руких. На серебряном овале с костяными ушками стоял огромный сосуд с горячим гайо — тонизирующим и вполне безвредным напитком, который Сивард употреблял в огромных количествах. В утренний набор входили также две серебряные чашечки, тарелочка со сладостями, чаша с крохотными печеньицами — солеными и душистыми — и фарфоровое ведерко с медом. Догадливый Джералдин присовокупил к завтраку бутылочку знаменитого ашкелонского вина «Чамалала» и высокие узкие стаканы.
— Это кстати, весьма кстати, — одобрительно хмыкнул рыжий, открывая дверь в кабинет. Не оборачиваясь, бросил через плечо: — Доброе утро я тебе тоже сказал.
— Я слышал, маркиз, — ответил Джералдин с усмешкой.
С тех пор как Сивард перестал трепетно относиться к своему гербу и титулу, все в Тайной службе повадились обращаться к нему именно таким образом.
— Какие-нибудь новости?
— Сложно сказать. Доклады лежат на вашем столе, но лично меня заинтересовал только один.
— Излагай, — буркнул Сивард, который был не в состоянии разговаривать нормально, пока не выпивал свои три-четыре порции гайо.
Джералдин ловко расставлял чашки
Его взгляду представал молодой человек лет двадцати двух — двадцати трех, невысокий, но очень ладно скроенный, у него были соломенные, непокорные волосы, не выносившие парикмахерского насилия, круглое лицо, еще не до конца утратившее детскую свежесть и наивность, мелкие веснушки, щедро рассыпанные кем-то по носу и щекам, и васильковые глаза — синие до прозрачности. Не такие глубокие, серьезные и магнетически притягательные, как у императора, а ясные, лукавые и задорные.
Ни дать ни взять — шустрый уличный мальчишка, только раздавшийся в плечах да выросший из коротких штанишек так быстро, что и сам не успел этого заметить. Впрочем, внешность часто бывает обманчива. Ум у Джералдина был проницательный, острый, и Сивард зачастую обращался к нему если не за советом, то с дружеской беседой, из которой выносил для себя много полезного.
— Я, маркиз, сперва пропустил это сообщение — больно уж оно короткое и невразумительное, но потом…
— Кто писал? — поинтересовался одноглазый.
После первой чашки он уже мог произносить более-менее длинные фразы и даже начинал понимать, где находится.
— Санви Ушастый. Вчера прислал бумагу с оказией.
— Да, писателем ему не быть, — произнес свой приговор Сивард. — И не мечтай. Что же он увидел такого, что заставило его взяться за перо?
— «Летучую мышь», — ответил Джералдин серьезно.
— Ого!
— То-то и оно, маркиз. Сперва я не особо задумался над этим, но потом меня словно кто в бок толкнул: сейчас конец кту-талау, через пару дней наступит лонг-гвай, и это значит…
— Можешь не договаривать, — пробурчал Сивард, поглощая соленое печенье, — это значит, что Джой Красная Борода на ближайший месяц превращается в эмденского князя Джоя ан-Ноэллина, прибывающего в столицу на отдых, а если его кто и видит в Роане, то уж точно не на борту «Летухи». Если же его видят на этом корыте, значит, он работает. Но с империей Джой давно не связывается — так, по мелочам, и только не в летнее время.
— Вот и я подумал, зачем бы ему нарушать на века заведенный порядок? Человек он слишком состоятельный, чтобы мелочиться из-за двух-трех дней работы или нарушать собственные принципы даже из-за очень выгодной сделки.
— Думаешь, его заставили?
— Маркиз, подумайте, кто может заставить одного из самых влиятельных людей в Гильдии контрабандистов?
— Ну, положим, такие персоны всегда могут найтись. Главное, чтобы им позарез было нужно обеспечить содействие Джоя.
— Если бы мне, — понизил голос Джералдин, — если бы мне довелось вывозить из Роана некий бесценный предмет да еще такого размера, что его нe спрячешь на груди у очаровательной спутницы, я бы извернулся, как угорь, но добыл бы себе лучшего из лучших.