Двойник
Шрифт:
— Это лисица так визжит, — пояснил он.
Дон…
— Черт с ней, с лисицей! Спрашивай!
Дон… Дон…
Часы пробили уже девять раз. Или десять? Скай попытался заговорить, но не смог. Наконец он выдавил из себя хриплое: «Есть кто-нибудь?..»
Дон!
Звон вибрировал, отдавался эхом. И тут свеча вспыхнула ярче, пламя заметалось и внезапно истаяло, оставив струйку дыма. В тот же момент послышалось гудение, фонарь замигал и погас. Воцарилась тьма, но лишь на мгновение. Еще один удар часов — и луна, вырвавшись из плена облаков, залила чердак
…Стакан пополз по доске. Он проигнорировал слово «ДА» и остановился рядом с буквой.
— «Эс», — выдохнул Скай.
Указатель двинулся дальше.
— «Ай», — прошептала Кристин.
— «Джи», — сказали они хором.
— Ты думаешь, это… Сигурд?
Не успел он произнести имя деда, как стопка прыгнула к слову «ДА» — так стремительно, что Скаю пришлось вскочить на ноги, чтобы удержать палец на стеклянном донышке. На этом стакан не успокоился — он поехал прямиком к букве «H», затем к «I», «M», замешкался, снова выбрал «M», потом «E» с «L» и только тогда остановился. Брат с сестрой чувствовали, как стопка дрожит под их пальцами, словно в нетерпении.
— H-I-M-M-E-L, — прочитал Скай. — Нет такого слова.
Не дождавшись ответа, он взглянул на Кристин: та побелела как полотно.
— Есть. — Она подняла на него глаза. — По-норвежски himmel значит «небо». Это твое имя, Скай.
Едва отзвучал ее голос, стакан снова ринулся к «ДА». На этот раз Скай не успел за ним. Но, судя по всему, пальца кузины было вполне достаточно.
— Прекрати двигать его, Кристин! Это не смешно!
Скай был в ярости. Прыжок стопки застал его врасплох — Скай потерял равновесие и плюхнулся на пол. Его глаза оказались вровень с доской. Он сжимал кисет, чтобы содержимое не стучало по ребрам.
— Клянусь, это не я! — с трудом выговорила Кристин. — У меня не получается убрать палец, честно. Мне больно, он будто приклеился.
Скай подался вперед и схватил сестру за руку, но Кристин отчаянно закричала:
— Нет, пожалуйста! Не надо!
Он взглянул на доску. Стакан снова потянул за собой кузину, выписывая следующее слово: R-U-N…
— «Руны»? — спросил Скай.
«Да», — подтвердил стакан и принялся за новое: О-Т-Н…
— «Отала»?
«Да», — снова согласился дух.
— Что такое эта чертова Отала?
Стопка буквально металась по доске, Кристин еле успевала называть буквы.
— В-О-О-К, книга! Думаешь, это он про дневник?
— Да! — выкрикнула Кристин, когда стакан снова подпрыгнул. — Быстрее, возьми дневник! Шевелись!
Скай торопливо схватил тетрадь в черной обложке, та привычно открылась на странице с рисунком в виде креста. Луна сияла вовсю, но ее света все же не хватало, чтобы прочесть слова, написанные под каждой руной… Вдруг Скай понял: он знает, о каком символе идет речь.
— Отала, руна предков, вызывающая мертвых, — прокаркала Кристин.
Ее голос изменился — он стал ниже. И что это за акцент?
Скай не мог даже посмотреть на кузину, его взгляд был прикован к доске. К рунам. Они снова мерцали, но одна горела ярче всех.
— Возьми. Ее.
Он все же заставил себя взглянуть на Кристин: лицо заострилось; кожу залила мертвенная белизна, словно девушка замерзла, но по вискам текли ручейки пота.
— Не хочу, — выдавил Скай.
Ему вдруг стало очень страшно.
— Ты должен! — В глазах Кристин сверкнуло отчаяние; к ней вернулся прежний голос. — Ради меня, Скай, умоляю!
В сущности, он все эти годы ждал, когда сможет сделать что-нибудь ради нее. Он справится. Он возьмет руну.
Пальцы коснулись пылающего камня.
Доля секунды, и все вокруг исчезло — яростная вспышка поглотила чердак, уиджу, лицо кузины. Падая, Скай инстинктивно сжался: спина помнила удар о твердый чердачный пол с тех пор, как он впервые взял в руки Оталу… Но тут он понял, что никуда не падает, а лежит на мягкой земле, все еще крепко сжимая руну. Белый свет сменился желтым, столь же ослепительным: в глаза било солнце, сияющее на пронзительно синем небе.
Скай сел так резко, что кровь прилила к голове. Едва придя в себя, он положил камень в кисет на груди и осмотрелся: под ним раскинулся травянистый склон холма, внизу бежала река. На берегу стоял огромный полотняный шатер. Вокруг резвились дети, а внутри играл старомодный духовой оркестр. Привлеченные музыкой, под навес стекались люди. Скай поднялся на ноги, стряхнул былинки с шорт — неизвестно как на нем оказавшихся и неожиданно чистых — и присоединился к толпе.
Под матерчатыми сводами дамы и мужчины, одетые по-летнему легко, пили шампанское из хрустальных бокалов и оживленно болтали. Когда Скай вошел, ему показалось, что разговоры смолкли, все взгляды обратились на него и даже оркестр заиграл тише. Но вот музыка грянула вновь, и гости вернулись к беседе. Ская словно не замечали.
Вдруг кто-то взял его за плечо и развернул к себе.
Почему дед всегда представлялся ему стариком? Скай ведь знал, что Сигурд умер, не дожив и до пятидесяти. Видимо, дело в матери: возраст уже сказывался на Соне, а значит, ее отцу полагалось быть совсем дряхлым. Однако сейчас перед Скаем стоял мужчина с фотографии; правда, не в форме морского офицера, а в таком же светлом хлопковом костюме, как и у всех вокруг. Скай понял: они с Сигурдом действительно на одно лицо, только дед не пытался справиться с бровями и позволил им срастись. Но главное — эти серо-голубые глаза Скай каждый день видел в зеркале.
— Добро пожаловать. Наконец-то ты здесь, — прозвучал низкий приветливый голос. — Нам нужно о многом поговорить.
Они вышли из шатра, и Сигурд повел внука к полукруглому выступу, нависшему над рекой. Скай лопался от вопросов, но, глянув на деда, решил последовать его примеру: сидя на траве, тот созерцал блики на речной глади. Резво снующие ласточки то и дело тревожили зеркальную поверхность, подхватывая насекомых, лениво плясавших в солнечных лучах. От этого мирного зрелища потянуло в сон.