Двойное искушение
Шрифт:
– В том-то и дело, что не просто оправдал, но и; превзошел их, – покачала головой леди Филберта, останавливаясь перед портретом своего покойного мужа.
– Ох уж эти женщины, – снова под нос себе пробормотал Трокмортон.
Кого он имел в виду? Всех. Свою мать, Патрицию, Селесту. Кто может понять этих женщин, черт побери? Он посмотрел на портрет отца. Тот смотрел на него с холста жестким, напряженным взглядом. Словно хотел предупредить Гаррика, предостеречь его от чего-то очень опасного.
– Мужчина, который спрашивает у женщины совета,
Леди Филберта мельком взглянула на портрет и снова перевела свой взгляд на сына.
– Гаррик, в детстве ты был таким славным мальчиком – живым, подвижным, немного проказливым. Увы, это продолжалось очень недолго. К тому же ты был у нас старшим… первенцем. Мы с отцом многого ожидали от тебя.
– Вы имели на то основания.
– Сейчас я думаю, что часть своих ожиданий нам следовало перенести на нашего младшего, – сказала леди Филберта.
– Но Эллери всегда сбивал вас с толку, – улыбнулся Трокмортон.
– Верно. Но уж зато ты никогда не обманывал моих надежд. И его надежд тоже. – Она кивнула на портрет и уселась на стул, стоящий под ним, так что теперь Трокмортону приходилось держать ответ как бы перед обоими родителями.
– Ты так много учился, работал, чтобы сделать нас всех богаче и счастливее, но при этом постепенно терял качества, присущие всякому живому человеку. Я уверена в том, что во многом виновата сама.
Дисциплинированность и привычка к порядку, те самые качества, которые Трокмортон лелеял и развивал в себе долгие годы, не только не радовали леди Филберту, но и постоянно причиняли ей душевную боль.
– Не стоит слишком упрекать себя, мама. Возможно, ты дала мне первый толчок, но по-настоящему мой характер сложился позже, в Индии, где один неосторожный взгляд, одно необдуманное слово могли привести к гибели. Именно там я и научился постоянно держать под замком свои чувства.
– Но в последние дни я увидела, как жизнь вновь возвращается к тебе, – покачала она головой.
– Мама, я не люблю Селесту! Если бы я любил ее… – Трокмортон знал, что способен любить. Знал, что в глубине души всегда оставался обычным человеком, подверженным чувствам, сомнениям… страстям. Правда, он никогда не позволял себе поддаться, уступить, позволить им взять верх над своим рассудком. И так продолжалось до тех пор, пока он не встретился с Селестой. – Давай даже не будем говорить об этом.
– Но если бы ты полюбил… что тогда? – Леди Филберта, чуть наклонив голову, внимательно смотрела на своего старшего сына. – Селеста могла бы стать для тебя смыслом жизни? Мог бы ты сгорать от страсти?
– Мама! – Он не хотел этого слышать, особенно от нее.
– Захотел бы ты никогда не разлучаться с Селестой? Постоянно думать о ней?
– Да, наверное, да, – неохотно согласился он.
– Ты можешь не помнить этого, потому что был слишком мал, но когда-то твой отец тоже не желал любить меня. Он считал себя слишком старым – старее, чем был на самом деле, и суровым, хотя и это было неправдой. Позже,
Почувствовав себя невольным свидетелем ее слабости, Трокмортон отвернулся и принялся смотреть в окно.
– Мне дорого каждое воспоминание о твоем отце, – сказала леди Филберта, – хотя среди этих воспоминаний есть и не слишком приятные. – Она загадочно улыбнулась и продолжила: – Полагаю, что неприятные воспоминания в памяти Селесты ты уже оставил. Пора подумать о других.
Он кивнул, тронутый непривычным эмоциональным всплеском матери, которую всегда считал холодной и замкнутой.
– Ты снова ожил, Гаррик. Ты страдаешь, ты любишь… Ты живешь! Не отпускай от себя эту девушку.
Любовь… любовь. Неужели она впрямь полагает, что он способен на такое чувство?
– Я тронут твоим вниманием, мама, но, право же, я не влюблен в Селесту Милфорд.
– Она уезжает в Париж, – сказала леди Филберта. Трокмортон невольно сжал кулаки. – Взяла билет и банковский чек, а мне оставила прощальную записку. С обещанием стать куртизанкой.
– Что?!
– А ты, оказывается, умеешь громко кричать, – заметила леди Филберта, потирая уши.
Трокмортоном вновь овладела слепая ярость. Он рванулся к двери, выходящей в сад. Он должен найти Селесту. Что она выдумала – стать куртизанкой! Она не может стать куртизанкой! Селеста слишком красива, слишком чиста и добра для этого… Хотя из нее и может получиться великолепная куртизанка. Но нет, он не позволит, не допустит…
Рассказ матери о его отце не шел у Трокмортона из головы. Но ведь он не собирался влюбляться в Селесту, он всего лишь хотел устранить ее, не дать помешать предстоящей помолвке Эллери. И как же она должна ненавидеть его самого, если стала бить стекла в его кабинете? Как должен быть ненавистен ей Трокмортон, если она предпочла сбежать от него в Париж, чтобы стать куртизанкой? И это после всего, что было между ними?
Трокмортон понимал, что как муж он плохо подходит Селесте. Ведь они такие разные. Селеста живая, веселая, общительная, а он?..
Но зато он может окружить ее истинной заботой, может дать ей все, что нужно для счастья. И Селеста могла бы быть счастлива, хотя на самом, деле Трокмортон мог бы дать ей гораздо больше. И Селеста непременно это поймет, ведь она такая умная, проницательная, она… его половина.
Стоя у окна, Трокмортон скомкал в кулаке занавеску, откинул ее и невидящим взглядом уставился на раскинувшийся перед ним сад.
«Эллери оказался прав, – подумал он. – Он оказался прав, черт бы его побрал! Всю эту неделю я ухаживал за Селестой, контролировал ее, приручал ее вовсе не для того, чтобы отвадить ее от Эллери. Я делал это для себя… по велению своего сердца».