Двойной обман или второй шанс

Чайка София

– Хватит разговаривать. Я хочу активных действий. Мы никогда не занимались этим на столе. Считай, что исполняешь мою сексуальную фантазию.

– Слушаюсь, моя госпожа. Только прошу меня извинить, если всё произойдёт слишком быстро. Ждать невмоготу.

Алек выпрямился и расставил пошире ее бёдра. Она почти кончила, когда увидела его взгляд, полный предвкушения. Он всем своим сильным телом двинулся вперёд, и Елена с радостью встретила нетерпеливое вторжение. Оно наполняло её восторгом и благодарностью, заставляя забыть об ужасных событиях сегодняшнего

дня. Она выгнулась дугой, стремясь поближе прижаться к разгорячённому мужскому телу, полнее ощутить грудью ласку его рук и языка. Когда оргазм настиг их обоих, она еле-еле успела заглушить рукой крик, рвущийся из самой глубины трепещущего тела. Даже в таком состоянии Лена помнила о смелой, но в глубине души ранимой девочке, которая спала в соседней комнате.

Она ласково поглаживала тяжёлое мужское тело, придавившее её к столу. Радость туманила её глаза слезами. Зорин медленно поднял голову и заглянул Елене в лицо.

– С тобой всё в порядке?

– Нет. Я люблю тебя.

Кажется, он молчал целую вечность. Затем, его красивое лицо осветила мальчишеская улыбка. Он поднял ее на руки и закружил по комнате.

– Ковалевская меня любит!

– Дурачок, положи меня на диван.

– К черту диван! Я сейчас выбегу в коридор и буду кричать об этом чуде на всю гостиницу.

Лена поняла, что это не шутка, когда он двинулся с ней на руках к двери.

– Ты с ума сошёл! Возможно, тебе не стыдно бегать по коридору, в чём мать родила. Но неужели ты хочешь, чтобы другие мужчины увидели меня голой?!

Кажется, это несколько отрезвило Алека. Он бережно положил Елену на диван и укрыл её пледом, а затем поцеловал - крепко, властно.

– Ты понимаешь, что сейчас произошло? Ты впервые призналась мне в любви! Я так счастлив, что готов орать об этом на весь мир.

– Мне кажется, что этои так было заметно. И не нужно орать - Маша спит. Наверное.

– Догадываться и услышать собственными ушами - это не одно и то же.

– Ты прав, - Ковалевская поняла, что должна сделать ещё одно признание.
– Мне нужно сказать ещё кое-что.

Зорин сел рядом и медленно потянул плед на себя. Из-под него показался задорно торчащий сосок. Алек наклонился и лизнул розовую жемчужину. Она стала перламутровой в неярком свете от торшера, а у Елены перехватило дыхание.

– Зорин, тебе лучше остановится, иначе всё начнётся сначала. А нам нужно серьезно поговорить.

– Хорошо-хорошо. Я слушаю.

Алек нежно поглаживал её кожу, чем ужасно отвлекал, но Лена сделала над собой усилие и выпалила:

– У нас есть сын!

Она зажмурила глаза, ожидая его реакции.

– Милая, любимая, мы, конечно, не предохранялись, но чтобы сразу мальчик...

Ковалевская открыла глаза.

– Ты слышал, что я сказала? У нас уже есть ребёнок, четырнадцатилетний подросток.

Алек странным, напряженным взглядом

посмотрел на Елену сквозь пряди тёмных волос. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но, видимо, не нашёлся с ответом и закрыл его. Зорин откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. Отчаяние в смеси со страхом потерять любимого принялось окутывать Ковалевскую, словно кокон. Она передёрнула плечами, пытаясь освободиться от него.

Зорин взъерошил свои волосы, встал и набросил халат, который совсем недавно нетерпеливо стаскивал с Елены. Он молчал. Она ожидала любой реакции, только не этого угнетающего безмолвия. Ей вдруг стало холодно, и она плотнее закуталась в плед.

В оглушающей тишине Алек мерил шагами комнату, а Лена все больше падала духом. Но тут он остановился перед диваном и глухо спросил:

– Как его зовут?

– Алексей. Я думала, что тебя зовут Алёшей.

Оставив без комментариев её уточнение, Алек двинулся прочь от Ковалевской к двери. Елене на мгновение показалось, что он сейчас уйдет. Или прикажет ей уйти. Сердце гулко забилось где-то в горле.

Зорин дотронулся до косяка, будто проверяя качество работы, потом развернулся и снова подошел к дивану. Лена замерла в ожидании.

– А отчество?
– Его голос был слишком спокойным, а движения намеренно медленные, будто он пытался сдержать себя.
– Что написано в этом, как его... в свидетельстве о рождении?

– Александрович. Ты забыл? Я же Александровна. Папа его так записал, а я...

– Понятно. Случайное удачное совпадение.

Лена только кивнула в ответ, боясь расплакаться. Она подозревала, что будет тяжело, но чтобы настолько...

Зорин подошёл к окну и, не оборачиваясь, заговорил:

– Ты лишила меня возможности целовать твой беременный живот и ощущать удары маленьких кулачков и пяточек.

– Прости меня!
– долго сдерживаемые слёзы покатились по ее щекам.

– Я не смог перерезать пуповину при родах и взять на руки своего малыша.

– Не надо, Алек! Не терзай себя и меня!

– Я не качал его по ночам на руках, когда он плакал или болел.

Лена не знала, что можно ещё сказать. Она чувствовала себя разбитой и жалкой. А каково Алеку?

– Он почти не болел в детстве.

– Мы не ходили с ним в цирк и зоопарк. Я не фотографировал его на торжественной линейке, когда он шёл в первый класс.

Лена молча плакала, уже не надеясь на прощение. За окном на тёмном безоблачном небе сияли миллиарды звёзд. Но видел ли их Зорин?

Мгновенья ожидания показались Елене часами. Что теперь? Только Всевышний и мужчина, стоящий около окна знали это. Ковалевская вручила свою судьбу в их руки.

Зорин наконец-то пошевелился и, засунув руки в карманы халата, двинулся к дивану. Он присел на его краешек и спросил:

– Почему ты обманула меня пятнадцать лет назад в больнице?

На лице мужчины застыло страдание. Ковалевской было очень тяжело видеть его таким несчастным. Но, в сказанном им было что-то не так.