Двойной узел
Шрифт:
После того стал готовиться. Через неделю приехал за портретом. Ну, сделал он меня, как надо. Да неужто, говорю, за такое дело и бутылочку шампанского раздавить со мной откажетесь? Да нет, мол, вот пивца — выпил бы, пожалуй, а шампанского — нет, не хочу. Первого июня я купил на вокзале две бутылки пива, принес домой, цианчику плеснул в одну, этикетку на ней надорвал, чтобы с другой бутылкой не перепутать, и снова закупорил. Приехал на «Ракете»
Приветствую, — говорю, — не узнаете? Снова за фотокарточкой, только поменьше, с девушкой из Риги познакомился, так вот — портрет просит. А я уж знаю, что лучше вас никто не сделает! Он заулыбался, штативы свои запередвигал. Ну нет, говорю, так дело не пойдет. Вы мне говорили как-то, что пивца не прочь дернуть: вот, пожалуйста! Специально для вас купил. А он, видно, тоже сильно в тот день уморился — жарко было. Одним залпом стакан осушил. Выпил, повалился. Ну, я его подхватил, чтобы стуку не было — опустил на поп. Захожу в боковушку. Там сидит эта самая Нинель и в тазике что-то ворошит. Свет красный. Здравствуй, говорю, Тюлька! Она повернулась. «А ты кто такой, что так смеешь меня называть?» Голосок дрожит. А я, толкую, от Ряхи, возлюбленного твоего, привет привез. Молчит. Потом как крикнет: «Леша!» А я усмехаюсь, — не ори, успокоился твой Леша, царство ему небесное, угомонился! Она — к двери, ноги подгибаются, шатается. Как его увидала, прямо на пол и села. «Зачем ты его?» — спрашивает. А ты будто не знаешь, рычу, давай золото сюда, меня Ряха своим это… душеприказчиком назначил! Давай, а то и тебя пришибу! Она говорит, что золото дома, в огороде Лешка зарыл. А Генко-то, мол, помер, что ли? Помер, да. Заревела. Некогда, кричу, слезы лить, время идет. Если не хочешь за муженьком пойти, давай по-быстрому, золото выкопаем да уйдем отсюда подальше. Как, пойдешь со мной? «Куда же мне теперь деться, пойду». Тут она даже успокоилась вроде. Встала, юбку поправила, на столе начала прибираться.
Ишь ты, думаю, приспособилась уж к новым условиям, сориентировалась.
Все-таки интересно, говорю, как это вы с ним снюхались? Оказывается, она в пятьдесят третьем освободилась, потыкалась в городе, жить негде, комнату отобрали, когда посадили. Завербовалась на север области, в леспромхоз.
На этом же пароходе Чибис ее увидал — он как раз из командировки возвращался, по заготовкам тогда работал. Подошел сзади, за руку схватил: выбирай, Тюлька, или в реку теперь сброшу, или со мной пойдешь?
Ну, ладно. Я Нинку с полу поднял: пошли! Расселась тут… Поглядела она в последний раз на своего Чибиса, шмыгнула, рукавом утерлась и побрела. На улице под ручку ее взял: если вы, мадам, пикнете здесь, я страшный человек, сами видели. Пришли какими-то логами в ограду к ним. А уж стемнело. Она притащила лопату. Здесь, дескать, Лешка в последний раз его зарывал. Ну, все, думаю, не нужна ты мне больше, мешаться только будешь! Тут ее и кокнул. Кокнул и пошел золото рыть. Рыл, рыл… что за чертовщина? Нет ничего! Может, думаю, перепутала Тюлька — в другом углу золото зарыто? Пошел на другой угол, давай там копать. Нету! Взвыл по-звериному! Выбрался из ямы, шваркнул туда лопату и пошел! К станции потопал. Иду реву. Вдруг машина рядом остановилась. Еле я удержался, чтобы в кусты не сигануть: все, думаю, милиция по мою душу явилась! А шофер из кабины орет: садись, дескать, парень, подвезу тебя! Сел я, а тут он с разговорами лезет да руку мою еще увидал: что да что?
Ну, думаю, хоть на тебе отыграюсь. Довези только. Да он вам уж рассказывал, наверно, так что повторяться не буду.
А теперь вот что, граждане начальники, скажите: за что вы меня прихватили? За то, что я двоих, у которых руки по локотки в крови были, на тот свет отправил? Я, может, высшую справедливость, как вы выражаетесь, осуществил? Так как вы меня судить собираетесь, а?
— А вот так, — сказал Семакин. — В полном соответствии с законом.
1976