Двойня для босса. Стерильные чувства

Лесневская Вероника

Оказавшись в квартире, обращаю все свое внимание на двойняшек, на мгновение забывая о внезапной проверке.

— Начнем с кухни? — доносится из-за спины.

— Лиль, проведи, пожалуйста. Я пока кнопочек раздену, — прошу подругу, а сама приседаю на корточки рядом с малышней.

Радуюсь, что Витя и Вика на удивление послушные сейчас. Обычно процесс раздевания занимает у меня немало времени и сил. А бойкие малыши не упускают возможности поиграть со мной, бегая по прихожей.

Но не сегодня.

Улыбаюсь смышленым детям и по очереди целую

их в лобики.

Обессиленно облокачиваюсь на пуфик, сажусь прямо на пол. Я так устала за эти дни! Выпроводить бы проверяющих скорее и отправиться спать.

— Алиса? — испуганно зовет Лиля.

Рывком поднимаюсь, оставляю непривычно спокойных малышей и мчусь на звук. Забегаю в кухню и не верю своим глазам.

Ощущение, будто я попала в чужую квартиру, причем живет здесь крайне неблагополучная семья. На столе — пустые бутылки, крошки, грязная посуда. На полу — разбитый стакан.

— Злоупотребляете? — делают свои выводы соцработники.

— Нет, — сипло отвечаю. — Это… не наше.

Знаю, звучит глупо, но ведь я говорю правду. Когда мы оставляли квартиру утром, в кухне был полный порядок.

Проверяющие открывают холодильник и недовольно морщатся: внутри тоже бардак и какие-то испорченные продукты. Не наши!

Меня будто подставить хотели. И судя по реакции представителей отдела, весьма успешно.

— Чем детей кормите? — хрипло интересуется полная женщина.

— Каши, фрукты, супы, — заикаясь, проговариваю я.

— Так и запишем, — важно проговаривает худая и активно что-то строчит.

— К нам проник кто-то и похозяйничал, пока нас не было, — пытаюсь оправдаться. — Лиль, ты двери не забыла закрыть?

— Нет, — немедленно откликается подруга и прокручивает связку ключей на пальце. — Хулиганы? Вроде не взяли ничего, — размышляет вслух, а я лишь пожимаю плечами.

Становится не по себе. Кто-то явно был у нас дома. И… пил на кухне? А потом ушел, закрыв за собой дверь?

Бред!

— Может, родственники хозяйки? — предполагает Лиля. — Я позвоню ей. Спрошу, кому она ключи давала.

— И как часто у вас бывают… «родственники хозяйки»? — молниеносно реагирует проверка.

— Никогда… Впервые такое, — вздыхаю я.

Неудивительно, что соцработники не верят. Смотрят на меня неодобрительно, как на плохую мать и потерянного члена общества.

— Где детская? — звучит строго.

Указываю взглядом, а сама спешу к малышам. Отправляю их в комнату Лили, предварительно осмотрев: внутри этого помещения все чисто и нетронуто. Мистика какая-то! Дверь оставляю приоткрытой, чтобы услышать, если кнопочки что-нибудь сотворят.

Стоит мне зайти в детскую, как сердце ухает вниз. Повсюду разбросаны вещи и игрушки. С многострадального дивана с торчащими пружинками, на котором я сплю, сдернуто покрывало.

— Здесь спят дети?

— Нет, — качаю головой я и жестом указываю на их кровать, которая под ворохом одежды тоже выглядит непрезентабельно.

— Так и запишем, — отзывается «тонкая», раздражая меня своей невозмутимостью.

Проверяющие

торопятся выйти в прихожую, словно сбежать скорее хотят из этого ада. Наверное, мне должно быть стыдно за развернувшуюся перед ними картину. Но я не чувствую ничего, кроме страха и отвращения при мысли, что какие-то твари рылись в вещах кнопочек. Надо перестирать все. Или сжечь.

Спешу попрощаться с соцработниками, а потом разобраться, что произошло сегодня в квартире. Но в прихожей женщины почему-то останавливаются и оборачиваются.

— А вы кем друг другу приходитесь? — сканируют нас с Лилей подозрительным взглядом.

— Подруги, — хмыкаю я, пожимая плечами.

— Насколько близкие подруги? — прищуривается полная.

— Лучшие! — фыркает Лиля и делает пару шагов вперед, складывая руки на груди и принимая боевую стойку.

Создается впечатление, что она вот-вот набросится на проверяющих и разорвет их в лохмотья. Я, конечно, ценю верность подруги, но спешу ее успокоить. В противном случае она только хуже сделает.

— Так и запишем, — в очередной раз повторяет худышка и делает какие-то пометки.

Представители отдела медленно окидывают взглядом помещение, словно ищут, к чему придраться. Их поведение кажется мне подозрительным. С другой стороны, удостоверения они предъявили, значит, не мошенники.

Женщина в теле забирает у худой сотрудницы акт проверки, быстро пробегает его глазами, а потом протягивает мне:

— Подпишите, — звучит безапелляционно.

Не спешу выполнять ее приказ. Вместо этого вчитываюсь в содержание, раздражая соцработников. Результаты проверки ввергают меня в ужас. Меня обвиняют чуть ли не во всех смертных грехах! От алкоголизма до сожительства с подругой. Если это розыгрыш, то он ни капли не смешной!

— Чушь какая-то! Я не буду это подписывать! Мы все вам объяснили… — возмущенно рявкаю я и возвращаю бумагу.

— Так и запишем, — надоевшая фраза приводит меня в бешенство.

Сжимаю руки в кулачки, до острой боли впиваясь ногтями в ладони. Кнопочки тем временем ведут себя тихо, как мышки, а Лиля по-прежнему готова ринуться в бой.

— У вас есть неделя, чтобы исправиться и выполнить все предписания, — постановляет «полная». — Вы должны обеспечить детям надлежащие условия проживания, полноценное питание, уход и чистоту, — говорит она, а я и слова не могу вымолвить от шока. Неужели все это происходит с нами? — В ваших интересах прекратить пить…

— Я не пью! — шиплю грозно и со злостью стискиваю губы.

— …и съехать от подруги в отдельную квартиру, — добавляет бесстрастно. — Если через неделю ничего не изменится, мы вынуждены будем ходатайствовать о передаче детей в интернат. На время. До тех пор, пока вы не обустроите свою жизнь, — подытоживает она.

— Что? — ахаю я, пока все тело парализует от страха. — Как? Вы не имеете права.

— Уверены? — подает голос худышка.

Оказывается, она умеет говорить и другие слова, помимо «так и запишем».