Двойня для мэра
Шрифт:
–Через час, – смотрит на часы Алферов. – Думаю, что лучше всего снимать на улице. Меньше будут лезть к детям… – прерывается на полуслове.
Достаёт из кармана звонящий телефон и выходит из комнаты, как всегда на повышенных тонах решая какие-то важные вопросы.
Я стою посреди комнаты, не зная,
Ванечка делает выбор за меня. Мои «тшшш» окончательно перестают быть для него аргументом. Он начинает надрывно кричать. Конечно, будит сестру. Она решает в эмоциональности не отставать.
Устраиваюсь с маленькими обжорами на постели между подушками. Дет начинают жадно меня сосать. Ну все. Это теперь надолго… Пока не насытятся.
Поглядываю на фирменные пакеты, оставленные Алексеем и гадаю, что же внутри. Платье? Костюм? Что в понимании его помощников «домашняя атмосфера»? Неужели ещё кто-то верит в идеальную картинку на экране?
Кручу в руках телефон. Я не делала этого всю неделю, но сейчас мандраж и любопытство делают свое дело. Я захожу в интернет и вбиваю в поисковик имя Алферова.
На меня тут же начинают сыпаться картинки, ссылки и видео. Большинство информации выложено обычными людьми в социальных сетях. Кто-то умиляется и желает нам счастья под фотографиями. Кто-то резко высказывается о нашей порядочности, используя сплетни и доводы.
Открываю видео, где замечаю лицо мамы и понимаю, что это какая-то запись из ее личной соцсети.
«Вы должны понимать, какой это для нашей семьи шок. – Вещает она, утирая слезы. – Мы взяли Настю маленькой, талантливой девочкой, а она воткнула нам нож в спину. Уничтожила все, что было дорого. Крутила роман с мужчиной своей сестры. Теперь я понимаю почему
Закрываю видео и истерично глубоко дышу. Это то, чего я боялась. Теперь понятно, почему Алексей решил так экстренно дать интервью, хотя живем мы в его доме почти две недели.
Открываю комментарии к видео и расстраиваюсь ещё сильнее. Помимо обличающих слов, меня обвиняют там в приворотах и прочих смертных грехах. Количество репостов перевалило за десять тысяч. Ну как? За что? Почему весь город решил ей поверить, не проверив информации?
Тот человек, которого я называла матерью. Кому рисовала открытки и делала поделки вдруг решил втоптать меня в грязь, даже не дав оправдаться.
Слезы начинают жечь глаза.
Я не представляю, как сейчас выходить к людям.
Мне стыдно и до ужаса больно.
Мама знает, на сколько мы с сестрой были всегда близки. А как ещё может быть между людьми, которые все сознательное детство прожили бок о бок? Я бы никогда не помыслила тронуть, да даже пофлиртовать с мужчиной, который ей нравился!
Даже если бы он мне нравился!
Слышу, как за окном начинают шуметь: открываются ворота, паркуются машины, начинают на повышенных тонах общаться люди.
–Давайте, зайки, будем одеваться, – забираю я у малышей грудь.
Оставляю их между подушек, а сама надеваю нижнее белье и иду к пакетам, что оставил Алексей.
–О Боже… – с придыханием достаю из первого молочный костюм из нежнейшего кашемира.
Из второго достаю мягкие белые мюли с пухом и вышитым пеликаном. В остальных нахожу домашнее платье, палантин и небольшую бархатную коробочку с золотыми сережками в виде небольших капель.
Конец ознакомительного фрагмента.