Двуликий Берия
Шрифт:
Тут надо оговориться, что проституция в СССР формально в тот момент не существовала. И то, что Берия имел связи именно с проститутками, Саркисов, похоже, заключил только на основании того, что его шеф болел сифилисом. В отредактированной стенограмме по этому поводу говорилось совершенно определенно: «Год или полтора тому назад я совершенно точно узнал, что в результате связей с проститутками он болел сифилисом». Любопытно, что проститутки здесь — во множественном числе, хотя сифилисом он наверняка заразился только от какой-то одной женщины. И сразу же необходимо оговориться, что нехорошую болезнь Лаврентий Павлович мог спокойно подхватить как на профессиональной жрице любви, так и любительнице, занимавшейся сексом не ради денег, а только ради удовольствия.
Заключительный вывод Шаталина звучал весьма патетически: «Вот, товарищи, истинное
Я, товарищи, считаю, и все мы вместе, видимо, считаем, что с помощью членов Центрального Комитета наш Центральный Комитет и Президиум Центрального Комитета, очистившись от скверны, выгнав из своих рядов этого провокатора и авантюриста, я бы сказал, раскрепостившись от него, не имея теперь помех, пойдут все вместе вперед еще более едиными, еще более уверенными и выполнят те заветы, которые даны нам товарищем Лениным и товарищем Сталиным». Образ негодяя-развратника призван был оттенить разоблачительный пафос, поскольку ничего более-менее конкретного вменить Берии так и не удалось.
Несомненно, у грозного хозяина Лубянки были свои поклонницы. Но нередко партнерши доставлялись в его особняк насильно, а порой это были обычные проститутки, которым платили по существовавшим рыночным расценкам — от 100 до 250 рублей за визит. Так, по крайней мере, утверждают некоторые публицисты, в частности Кирилл Столяров, ссылаясь на показания Саркисова и Надараи, содержащиеся в деле Берии. Однако непонятно, почему тогда в показаниях Саркисова, которые зачитывал на июльском пленуме Шаталин, говорилось лишь о его предположениях, что Берия знался с проститутками, причем только на основании того, что Лаврентий Павлович подхватил сифилис.
На следствии Саркисов показал: «Будучи приближенным Берия, я хорошо знал его личную жизнь и могу характеризовать его как человека развратного и нечестного… Знакомства с женщинами Берия завязывал различными способами. Как правило, такие знакомства состоялись во время его прогулок. Прохаживаясь около своего дома, Берия замечал какую-нибудь заинтересовавшую его женщину. В этом случае он посылал меня, Надарая… узнать ее фамилию, имя, адрес или телефон… В ряде случаев Берия знакомился с женщинами по письмам и телеграммам, которые поступали в его адрес с различными просьбами гражданского населения… Мы ездили к таким женщинам, и если они оказывались привлекательными, мы докладывали об этом Берия, заводили по его поручению с ними знакомство и затем в зависимости от договоренности приводили их на квартиру Берия или на дачу. Женщины на квартиру к Берия привозились, как правило, на ночь».
Надарая добавил: «Почти каждый день мы приглашали к нему (к Берия) ночевать какую-нибудь женщину… Вообще-то не одна девушка была завлечена в этот дом обманом и не одна поплатилась».
В проекте обвинительного заключения по обвинению А.Н. Рапава, Н.М. Рухадзе, Ш.О. Церетели, К.С. Савицкого, Н.А. Кримяна, А.С. Хазана, Г.И. Парамонова и С.Н. Надарая, представленном КГБ в Президиум ЦК 10 января 1955 года, утверждалось: «По указанию Берия, Надарая и Саркисов вели списки женщин, которых они доставляли к Берия на ночь. К делу приобщено девять таких списков и отдельные записки с адресами женщин, изъятые у Надарая и Саркисова при аресте». Однако все цитаты на следствии, равно как и на июльском 1953 года Пленуме ЦК КПСС, приводились только из одного списка. И в том же проекте обвинительного заключения утверждалось, что «на предварительном и судебном следствии Берия признал, что использовал Надарая и Саркисова как сводников, систематически доставлявших к нему в особняк различных женщин, и что он с помощью Надарая и Саркисова превратил свой особняк в притон разврата».
Серго Берия убежден, что слухи об амурных
Я был уже взрослым человеком, но отношения с отцом оставались у нас на редкость доверительные. Как-то зовет к себе. «Надо, — сказал, — с тобой поговорить. Я хочу, чтобы ты знал: у меня есть дочь. Маленький человечек, который мне не безразличен. Хочу, чтобы ты об этом знал. В жизни всякое может случиться, и ты всегда помни, что у тебя теперь есть сестра. Давай только не будем говорить об этом маме…»
Мама умерла, так и не узнав о той женщине. Просьбу отца я выполнил.
А женщину ту я видел. Было ей тогда лет 20, может, немного больше. Довольно скромная молодая женщина… Отец ее был служащим, мать — учительница… А сейчас у моей сводной сестры самой, естественно, дети. Одно время она была замужем за сыном члена Политбюро Виктора Гришина. Когда Гришин узнал, что его сын собирается жениться на дочери Берия, решил посоветоваться с Брежневым. Насколько знаю, Леонид Ильич отреагировал так: «Хорошо, а какое это имеет отношение к твоему сыну? И что ты делаешь вид, будто не знаешь, что все это дутое дело…»
Скажу совершенно откровенно: монахом отец не был. Это был нормальный человек, которого не обошли в жизни ни большая любовь, ни вполне понятные, думаю, едва ли не каждому мужчине увлечения. Нечто подобное произошло с отцом в Грузии, когда он увлекся одной красивой женщиной. Здесь дело кончилось семейным скандалом. Мама собиралась уйти, но отец, естественно, попросил прощения, и все обошлось (может, и в 1942 году все ограничилось семейным скандалом, а отнюдь не отказом Нины Теймуразовны от исполнения супружеских обязанностей, как она утверждала в 1954 году; мужу уже ничем помочь было нельзя, а свое положение вдова Берии могла надеяться облегчить подобным признанием. — Б. С.). Можете представить реакцию моей матери, если бы все, что пишут сегодня об отце, было хотя бы частицей правды. Женщина-грузинка! Она могла со Сталиным спорить, что ей стоило хлопнуть дверью и уйти от такого мужа…»
Ну, уйти-то, допустим, было не так просто. Это значило бы враз лишиться многих привилегий, положенных членам семей представителей высшей номенклатуры. Кроме того, в 40-е годы разводы уже совсем не поощрялись, и Сталин смотрел на расторжение брака соратниками по Политбюро весьма косо. Тут строптивая жена в одночасье могла превратиться во врага народа, если Иосиф Виссарионович по каким-либо причинам не готов был в данный момент отказаться от услуг ее мужа. А Берия Сталину был нужен.
Завершая сюжет о любовных похождениях «лубянского маршала», отмечу, что, по признанию того же Столярова, Берия заботился о своих подругах, в частности, добивался выделения им жилплощади. След одной такой истории сохранился в составленной в связи с антибериевским пленумом записке управляющего делами Совмина М.Т. Помазнева на имя Маленкова и Хрущева от 6 июля 1953 года «О деятельности Л.П. Берия». Там фигурировали очень страшные обвинения. Например, Лаврентию Павловичу инкриминировался вызов на Президиум Совета Министров Хрущева в связи с неудовлетворительным положением с завозом картофеля и овощей в Москву зимой 1952/53 годов: «Берия требовал от тов. Первухина М.Г., чтобы тов. Хрущев обязательно был на заседании Президиума Совмина, чтобы разбор этого дела был поручен обязательно тов. Хрущеву Н.С. Он этого добился, хотя тов. Первухин не хотел этого делать». А почему бы, спрашивается, не обсудить проблемы обеспечения столицы овощами в присутствии главы московских коммунистов? По-моему, решение Берии было вполне естественным, и вряд ли при этом он собирался как-то «опустить» Никиту Сергеевича. И уж совсем забавно звучит обличение Лаврентия Павловича в том, что Берия распорядился выделить комнату техническому секретарю месткома Большого театра некой Рахматуллиной. Помазнев с гордостью докладывал, как о каком-то подвиге: «О выделении комнаты Рахматуллиной Берия звонил мне минимум 6–7 раз. Выделение комнаты Рахматуллиной удалось задержать». Несчастной машинистке, очевидно, самым достойным образом проявившей себя на любовном фронте, оставалось утешаться тем, что ее все-таки не сделали соучастницей «заговорщика» Берии.