Дядя Фред весенней порой
Шрифт:
В Лондоне много ресторанов: от тех, где вам кажется, что вы — в Париже, до тех, откуда вам хотелось бы туда перенестись. Есть чертоги на Пиккадилли, есть тихие места в Сохо, есть фабрики пищи на Оксфорд-стрит и на Тоттэнхем-корт-роуд. Есть мрачные заведения, где подают только овощи. Но «Симеон» — один.
Только здесь англичанин за полфунта буквально фарширует себя. Только здесь весомый уют сочетается с изяществом. Сюда приходят делегаты клерикального конгресса, чтобы съесть обед, которого хватит до следующего приезда. Сюда спешат отцы и дяди с детьми и племянниками, благословляя «Симеона», ибо только он накормит
Хорошее место, спокойное, сердечное, истинный храм еды. Нет музыки, столь вредной для пищеварения, нет и широкого прохода, на который так тянет смотреть. Сидишь себе наедине с обедом, жрецы в белом тихо катят тележки, от которых поднимается пар, а по всему залу за столиками едят прихожане с тем сосредоточенным, решительным видом, который отличает питающегося англичанина, хищную рыбу, Теодора Рузвельта [8] и гусеницу Pseudaletia unipuncta.
Говорят здесь мало, а сейчас говорили только двое.
8
Теодор Рузвельт (1858–1919) — президент США в 1901–1909 гг.
— Вам надо, — сказала она, — жениться на Джоан Валентайн.
— Мне надо, — отвечал он, — жениться на Эйлин Питерc.
Она подняла упавшую на пол газету и развернула ее на столике. Он презрительно взглянул на фотографии Эйлин и объемистого хмурого юноши с тем напряженно-остекленелым взглядом, с каким смотрят в аппарат наши молодые люди.
Под одной фотографией было написано: «Мисс Эйлин Питерc, которая выходит замуж в июне за Фредерика Трипвуда», под другой — «Фредерик Трипвуд, который женится в июне на мисс Эйлин Питерc». Заголовок в центре полосы гласил: «Международная свадьба. Сын графа Эмсворта сочетается браком с наследницей американского миллионера». Купидон в звездах и полосах целился в молодого человека, купидон на нашем флаге — в девушку.
Журналист постарался. Без обиняков и оговорок он сообщал рядовому читателю, что Эйлин выходит за Фредди. Но Джордж Эмерсон рядовым читателем не был.
— Не верьте газетам, — сказал он. — Что это за жирные младенцы в купальных костюмах?
— Купидоны, Джордж.
— Почему?
— Они божества любви.
— При чем тут любовь?
Эйлин отрешенно съела жареную картошку.
— Джордж, — сказала она, — вы стараетесь меня рассердить. Вы не знаете, как вредно сердиться за едой! Папа именно так испортил себе желудок. Пожалуйста, кликните официанта, пусть принесет еще баранины.
Джордж сурово оглядел зал.
— Почему, — спросил он, — в Лондоне все одинаковые? Мне говорили, что китайцев не отличишь друг от друга, но это ложь. А здесь… — Взгляд его скользнул по толстому джентльмену за соседним столиком, который тихо ел пирог с рыбой. — Видите этого типа в сером костюме? Если бы он стукнул вашего Фредди, связал и пришел вместо него в церковь, вы бы не заметили.
— Они совсем не похожи, — возразила Эйлин. — И какой он вам Фредди? Вы с ним не знакомы.
— Знаком. Мало того, он просил меня называть его по имени. «Да ладно, старик, какие Трипвуды? Для друзей я Фредди».
— Джордж,
— Ничего подобного. Мы познакомились вчера на боксерском матче. Он перехватил у меня пятерку.
— Вы просто хотите меня с ним поссорить. Это нехорошо, Джордж.
— То есть как «поссорить»? Я говорю чистую правду. Вы сами знаете, что не любите его, и выйдете замуж за меня.
— Откуда вы взяли, что я его не люблю?
— Если вы, глядя мне в глаза, скажете: «Я его люблю», — все. Откажусь от своих притязаний и буду нести ваш шлейф.
— Официант уходит, — сказала Эйлин.
Джордж подозвал жреца и заказал еще баранины.
— Прошу, — холодно заметил он. — Наслаждайтесь.
— Да, Джордж! — воскликнула она. — Тут такое вкусное мясо!
— Станьте немного духовней. Я не хочу говорить о еде.
— На моем месте, Джордж, вы бы ни о чем другом не говорили. Я понимаю, у отца диета, но мне очень трудно есть одни орехи и травки.
— Так не ешьте. Вы просто помешались на своем отце! Не хотел бы его ругать…
— Ладно, Джордж, говорите прямо.
— И скажу. Вы его распустили. Нет, я никого не виню. Видимо, дело в характере. Он сердитый, вы уступчивая. Возьмем эту диету. Хорошо, ему нельзя ничего есть, кроме всяких бананов. А при чем тут вы? Почему он вас заставляет…
— Он не заставляет, я сама, чтобы ему было легче. Если я сдамся, он закажет pate de fois gras [9] . Или омара. Какой это ужас, Джордж! Аппетит десятилетнего мальчика, а желудок — Рокфеллера. По отдельности еще ничего, но вместе…
— Что ж, — сказал Джордж, — если вы морите себя голодом, говорить не о чем.
— Но вы все равно будете говорить?
— Конечно, буду. Возьмем этот идиотский брак. Кто его подстроил? Ваш папа. Почему вы не протестуете? Не хотите его обидеть. Ладно, сделаю все за вас. Поеду в Бландинг.
9
Паштет из гусиной печенки (фр.).
— В Бландинг?
— Фредди меня пригласил.
— Джордж, дорогой, разве вы не читали книг по этикету? Разве вы не знаете, что нельзя гостить у кого-то и ухаживать за его невестой? Так никто не делает!
— Никто? Взгляните на меня.
Эйлин мечтательно глядела вдаль.
— Интересно, — вымолвила она, — как это — быть графиней?
— Ответа вы не узнаете, — заверил Джордж. — Этот ваш кретин графом не станет. Старший брат, лорд Бошем, здоров как бык, и у него три здоровых сына. У Фредди столько же шансов на титул, как у меня.
— Джордж, вы мало читаете. Старшие сыновья беспрерывно ходят на яхтах со всей семьей. И тонут.
— Эйлин, хватит шутить. Я полюбил вас на «Олимпике», объяснился два раза там же и один раз в поезде. С тех пор восемь месяцев подряд я прошу вашей руки и устно, и письменно. Теперь я поехал домой, в Шотландию, вернулся — и что же? Вы собираетесь замуж за этого оболтуса.
— Вы — истинный рыцарь, Джордж. Другой бы на вашем месте ругал моего жениха.
— Зачем? Он кретин и пугало, но вообще я против него ничего не имею. Это вам он не подходит. Какой бы вы были женой серьезному рабочему человеку!