Дьявол по соседству
Шрифт:
Если же нет, ее будут ждать мужчины.
А потом женщины с их ножами для сдирания шкур.
Испытание началось с прутьев из костра. Когда их концы накалились, женщины вытащили их и, бормоча себе под нос древние заклинания, стали раскручивать девчонку. И пока она вращалась, они жалили ее горящими прутьями. Раскаленные концы шипели, впиваясь в бледную кожу. Она будет навсегда помечена и навсегда запомнит это. И тот, кто посмотрит на нее, не усомнится в ее смелости и значимости.
Охотница знала, что не все могли пережить этот ритуал.
К
Девчонка не просила пощады и даже не хныкала во время прижигания. Просто крутилась на веревке, подвешенная за руки, и глядела перед собой остекленевшими глазами. Женщины были рассержены своей неспособностью сломить ее. Взяв ветки, они стали безжалостно хлестать ее, разрывая розовую обожженную плоть, пока по животу и ногам девчонки не полились красные ручьи.
Охотница подняла руку, и девчонку освободили.
Женщины собрали ей волосы в пучок и крепко завязали веревкой. Девчонку снова подняли в воздух. На этот раз прутья взяли мужчины. Проходя мимо, они хлестали ее ими. А когда закончили, принялись мочиться на нее.
А потом оставили ее висеть в таком виде.
На несколько часов...
75
Племя двигалось среди теней, пятнистый лунный свет, проникающий сквозь ветви деревьев, увиливал красно-зеленую раскраску их обнаженных тел.
Энджи и Кэтлин, две охотницы, шли впереди, ведя за собой остальных.
До рассвета оставалось ее несколько часов, и до того времени они будут охотиться. Ибо племя жило охотой, дышало ею и состояло из нее. Без нее они были ничем. Охота была их кровью, душой и целью. Без нее они были бы не лучше любой другой стаи животных, роющихся в грязи в поисках личинок и червей. Охота давала им целеустремленность, давала им мотивировку, была кровью в их венах. Энджи инстинктивно знала, что они стоят выше обычных хищников - благодаря охоте.
Когда наступит рассвет, они вернутся в свое логово и будут спать, как и остальные, в ожидании тьмы.
Но пока они буду охотиться. Поскольку они были не просто хищники, они ждали удобного случая, как падальщики, следуя за другой охотничьей шайкой. Той, которую вел старик в звериных шкурах. Он возглавлял армию детей. Они устраивали набеги на один район за другим, сея смерть и разрушение. Племя следовало за ними, поскольку оставшаяся после них добыча была хороша, а также из чистого любопытства.
Конечно же, была еще одна причина.
И эта причина касалась Энджи и только ее.
Старик. Это был прекрасный охотник, великий вождь, дикий, кровожадный и исключительно хитрый. Энджи многому научилась, наблюдая, как старик проводит свои налеты. Его охотники были очень дисциплинированными.
Она уважала и боялась его.
Подражала ему.
Она хотела его убить.
Да, она действительно
Она убьет старика одной меткой стрелой. Затем искупается в его крови. И, наконец, пока другие будут драться за лакомые куски, кости и члены, она вырежет у старика сердце и съест его сырым, наполнит себя его духом и жизненной силой. Ибо сердце - это центр всего, средоточие глубокой тайны, пульсирующая артерия, связывающая с другим миром. И когда она съест его и наполнит вены его жестокостью и пульсирующей жизненной силой, она сдерет со старика кожу и будет носить вместо одежды...
76
Пока мать смотрела, как кишечный мешок коптится на костре, проверяя его прутом время от времени, и на то, что жарилось на углях, Кайли играла с мужчиной.
Ему не нравилось, что с ним играют.
Связав его бельевой веревкой, они затащили его к себе в логово и положили в угол. Какое-то время он спал - или притворялся, что спал - а теперь бодрствовал. Глаза у него были широко открытыми и ясными.
Все еще покрытая призрачно-белым пеплом, Кайли ухмыльнулась ему.
Он не ответил ей тем же.
Кайли подползла к нему на четвереньках. Он напрягся. У него были хорошие мышцы. Она села на него верхом, ее длинные светло-желтые волосы свесились ему на лицо. Она стала изучать его глаза, его запах, выражение его лица... все, что сказало бы ей то, что она хотела знать.
Она прижалась своей промежностью к его, потерлась ею о грубый материал его джинсов. Это возбудило ее. Она почувствовала, что он тоже возбудился, только по его глазам поняла, что ему это не понравилось.
Приблизилась ртом к его рту.
Он задрожал.
Прижалась губами к его губам.
Он не шевелился. Уткнулась своими маленькими грудями ему в лицо, чтобы он пососал их или покусал. Но он не стал.
Просто смотрел на нее своими остекленевшими от шока глазами. Они выглядели влажными. Он был напуган, и она чувствовала это.
Напуган. Да, Луис был напуган. Сильнее чем когда-либо в жизни. Эта девчонка... Господи, раскрашенная под мертвеца, совершенно голая, с красными полосами на лице, на груди, животе и руках. А ее кожа... она была украшена рубцами, будто она прижигала себя, будто эти рубцы формировали какие-то символы, концентрические узоры, ромбы и полумесяцы. Как представители тех племен по телевизору с бусами под кожей. Она зависла над ним. Дразнила его, терлась об него... ему казалось, что ей не больше тринадцати. Она была моложе другой девчонки, которая точила колья в углу. Взрослая женщина у костра, должно быть, приходилась им матерью.