Дьявол в синем

Мосли Уолтер

Только рядом с Крысой я ничего не боялся. Он был так уверен в себе, что места для страха просто не оставалось. Крыса был ростом всего метр шестьдесят семь сантиметров, но если бы он выступил против человека ростом с Дюпре, я побился бы об заклад, что Крысе это сойдет с рук. Он мог пырнуть человека ножом в живот и через десять минут пожирать спагетти. Мне не хотелось писать Крысе, но оставить его без ответа я не мог. В моих глазах Крыса обладал такой властью, что я, не задумываясь, исполнил бы все, чего бы он ни пожелал. Но мне надоело быть вечным перекати-полем. Я стал собственником и хотел, чтобы мои

дикие деньки ушли в прошлое.

* * *

Я заехал в винный магазин и купил бутылку водки и галлон газированного грейпфрутового сока. Расположился на стуле перед окном и следил за тем, как уходит день.

Смотреть из окна в Лос-Анджелесе совсем не то, что в Хьюстоне. Независимо от того, где вы в южном городе живете, пусть даже в таком диком и опасном месте, как пятый район Хьюстона, глядя в окно, вы увидите всех своих знакомых. Каждый день вы имеете возможность наблюдать этот парад родственников, старых друзей, а также бывших любовниц, которые в один прекрасный день снова могут к вам вернуться.

Наверное, поэтому Софи Андерсон и вернулась домой. Ей была по душе медлительность жизни Юга. Когда она смотрела в окно, ей хотелось увидеть друзей и родных. И если она окликала кого-нибудь из них, они останавливались перекинуться с ней словечком.

Софи, настоящей южанке, не по душе был деловой мир Лос-Анджелеса.

В Лос-Анджелесе у людей нет времени остановиться поболтать. К тому же они разъезжают в автомобилях. В Лос-Анджелесе у последнего бедняка есть автомобиль. Он может не иметь крыши над головой, но машина у него есть. И ясная цель впереди. В Хьюстоне и Галвестоне, а также в Луизиане жизнь совсем другая. У каждого свое маленькое дело, но никто, чем бы он ни занимался, не может заработать настоящих денег. А в Лос-Анджелесе вы можете, если очень постараетесь, заработать сотню долларов в неделю. Надежда разбогатеть заставляет людей работать в двух местах, да еще подрабатывать по субботам и воскресеньям. Когда кто-то готов платить хорошие деньги за перевозку холодильников, не остается времени шататься по улицам или устраивать пикники.

Так что в тот день я смотрел на пустые улицы. Время от времени видел пару ребятишек на велосипедах или стайку девчушек, устремившихся в лавку за леденцами и содовой водой. Я потягивал водку, подремывал и перечитывал письмо Крысы, пока до меня не дошло, что я ничего не могу поделать. Я решил не отвечать на письмо, а если когда-нибудь он спросит, притвориться, что никакого письма не получал.

К тому времени, когда солнце село, я уже совсем успокоился. У меня были имя, адрес, сотня долларов, и завтра я пойду проситься на старую работу. У меня был дом и пустая бутылка из-под водки, которая заметно улучшила мое настроение.

Письмо было отправлено две недели назад. Если мне очень повезет, Этта уже приняла Крысу обратно.

* * *

Телефон зазвонил, когда уже стемнело.

– Алло?

– Мистер Роулинз? А я жду и жду звонка...

Я был ошеломлен.

– Что? – спросил я.

– Надеюсь, у тебя есть для меня хорошие новости.

– Мистер Олбрайт?

– А кто же еще, Изи? Что нового?

Мне понадобилась секунда, чтобы взять себя в руки. Я собирался позвонить ему дня через два, чтобы у него не сложилось впечатления,

что я трачу время даром.

– Мне удалось кое-что узнать, – сказал я. – Она с...

– Держи это при себе, Изи. Когда речь идет о деле, люблю смотреть человеку в лицо. Телефон здесь неуместен. Во всяком случае, я не могу передать твои премиальные по телефону.

– Я мог бы заглянуть к вам в контору завтра утром.

– А почему бы нам не встретиться сейчас? Ты знаешь, где находится карусель? Возле парка в Санта-Монике?

– Да, но...

– Это примерно на полпути между нами. Почему бы нам там не встретиться?

– Но который сейчас час?

– Около девяти. В девять карусель закрывается, и мы будем там одни.

– Даже не знаю. Я как раз собирался...

– Я же плачу.

– Хорошо. Я постараюсь приехать побыстрее.

Мистер Олбрайт бросил трубку.

Глава 8

В те годы между Лос-Анджелесом и Санта-Моникой еще оставалась большая полоса обрабатываемой земли. По обе стороны шоссе японские фермеры выращивали артишоки, салат и клубнику. В ту ночь поля чернели в бледном свете луны и воздух был в меру прохладен. Мне очень не хотелось ехать на встречу с Олбрайтом, я не привык появляться в кварталах для белых вроде Санта-Моники. Завод, на котором я работал, находился в Санта-Монике, но я приезжал туда днем и после смены возвращался домой. Я никогда и нигде не слонялся без дела, только в своей округе, среди своих.

Но мысль о том, что я выложу ему нужную информацию и получу достаточно денег, чтобы выкупить закладную в следующем месяце, делала меня счастливым. Я мечтал о том дне, когда смогу купить еще несколько домов, может быть, даже двухквартирный дом. Мне всегда хотелось иметь столько земли, чтобы она окупалась за счет ренты.

Когда я добрался до места, карусель уже закрыли. Ребятишки с родителями покидали площадку, а рядом тусовались молодые оболтусы. Они курили сигареты и вели себя задиристо, как это принято у молодых.

Я пересек пирс и подошел к перилам, откуда был виден пляж. Я решил, что мистер Олбрайт заметит меня здесь и что я буду держаться подальше от белых парней, чтобы не нарваться на неприятности. В последние дни судьба меня не жаловала.

Круглолицая девушка в облегающей юбке покинула свою компанию. Она была самой молодой из них, наверное лет семнадцати, и, видимо, единственной девушкой без своего парня. Заметив меня, она улыбнулась и сказала: "Привет". Я ответил и отвернулся, чтобы поглядеть на слабо освещенную береговую линию Санта-Моники.

– Как здесь красиво, – сказала она.

– Да, неплохо.

– Я приехала из Айовы. Там нет океана, как здесь. А вы из Лос-Анджелеса?

– Нет, из Техаса. – У меня начало покалывать в затылке.

– А в Техасе есть океан?

– Нет, там залив.

– Значит, вы привыкли к океану. – Она облокотилась на перила рядом со мной. – Где бы я ни видела океан, он меня ошеломляет. Меня зовут Барбара, Барбара Московитц. Это еврейское имя.

– Изекиель Роулинз, – прошептал я. Мне не хотелось, чтобы между нами возникла какая-то близость, дающая ей право называть меня Изи. Я посмотрел через плечо и заметил, что двое парней оглядываются по сторонам, словно кого-то потеряли.