Дьявол знает, что ты мертв
Шрифт:
Она покачала головой, и отвращение отразилось на ее лице.
– Так что забудем об этом, – сказала она. – Как же хорошо, что я сумела скопить деньжат, потому что, как выясняется, подходящей работы для меня не существует. Даже в роли телефонной шлюхи я потерпела полный провал.
– Ну? – спросила она. – И что ты о них думаешь?
– О Глене и Лайзе? Неплохие ребята. Могу только порадоваться, какая они хорошая пара.
– Но у тебя нет желания встретиться с ними опять?
– Быть
– Мне даже интересно почему. Разница в возрасте? Но мы совсем не намного старше их.
– Она еще очень молода, – заметил я, – но не думаю, что дело в этом. Вероятно, у нас попросту слишком мало общего. Ты ходишь с ней на курсы, я живу всего в квартале от них, а больше…
– Поняла твою мысль, – сказала Элейн. – Отсутствие общности интересов. Все вполне предсказуемо. Но мне она кажется очень милой, и я решила попробовать, что получится из общения семьями.
– И правильно сделала, – сказал я. – Меня не удивляет, что она тебе понравилась. Мне тоже.
– Но не он.
– Он? Не особенно.
– А в чем причина? Ты разобрался в этом?
Я задумался.
– Нет, – сказал я. – Ничего не приходит в голову. Не могу выделить в нем ни одной черты, которая вызывала бы раздражение, взятая отдельно. Но знаешь, такое бывает: я как будто заранее решил невзлюбить его. Бросил первый взгляд и сказал себе: этот человек тебе не понравится.
– Между прочим, он недурен собой.
– Ничего подобного, – возразил я. – Он просто красивый мужчина. Может, в этом и кроется причина моего к нему отношения. Я знал, что ты сочтешь его привлекательным, и потому внутренне отверг возможность нашего сближения.
– Но я вовсе не сочла его привлекательным.
– Как так?
– Я действительно признаю, что он хорош собой, – продолжала она, – но также хороши собой мужские фотомодели. Только он не такой самовлюбленный, какими кажутся они. Но меня не привлекают хорошенькие молодые люди. Мне нравятся взрослые и огрубевшие медведи.
– Благодарю покорно за такой комплимент.
– А не могло случиться так, что он тебе не полюбился, поскольку ты запал на нее?
– Мне он не понравился еще до того, как я ее вообще увидел.
– Даже так?
– И с чего ты взяла, что я запал на нее?
– Она красавица.
– Пожалуй. Но хороша какой-то ломкой красотой фарфоровой куклы. Хрупкая, беременная фарфоровая красавица.
– Я знавала мужчин, которые тащились от беременных. Думала, ты такой же.
– Что ж, тебе придется изменить свое мнение.
– А что ты делал, когда Анита была беременна?
– Много работал сверхурочно, – ответил я. – Усадил за решетку десятки
– То есть делал то же, что и до ее беременности?
– Да, так и было.
– Тогда уж не инстинкт ли полицейского в тебе заговорил? – спросила она. – Быть может, он внушил тебе антипатию к Глену?
– Знаешь, – сказал я, – а ведь такое вполне возможно. Вот только логика хромает.
– Почему?
– Потому что он – подающий надежды молодой юрист, у которого беременная жена и дорогая квартира в хорошем доме. У него крепкое рукопожатие и улыбка уверенного в себе человека. С какой стати мне записывать его в подозрительные типы?
– Я думала, ты сам мне расскажешь.
– Не знаю. Я что-то почувствовал, но еще не понял, что именно. Создалось только четкое ощущение, что он слушал меня как-то чересчур внимательно, словно хотел услышать больше, нежели содержали мои слова. Больше, чем я хотел сказать ему. Ведь сегодняшний разговор навевал сон, но он стал бы куда живее, если бы я пустился в рассказы о работе частного сыщика.
– Так почему же ты не стал ничего рассказывать?
– Может, как раз потому, что ему очень хотелось этого.
– Похоже на секс по телефону, – высказала парадоксальное сравнение Элейн. – У него в одной руке была трубка, а другой он крепко сжимал свой член.
– Что-то в этом духе, как ни странно.
– Тогда неудивительно, что тебе захотелось избежать этой темы. Господи! Помнишь, какой катастрофой все обернулось для меня. Я потом целую неделю в постели слова из себя не могла выдавить.
– Помню. Тебя не хватало даже на то, чтобы застонать.
– Точно. Потому что я очень старалась не издавать ни звука. Хотя иногда еле сдерживалась.
С нацистским акцентом я сказал:
– Ми знать спосоп заставлять вас кончай и кричай.
– Ни за что, фашистская сволочь!
– Как я видеть, фройляйн хотеть докасательстфф?
– Да, мне нужны доказательства.
Спустя некоторое время она сказала:
– Не назову этот вечер уж слишком удачным, но для нас он закончился очень хорошо, так ведь? И я начинаю думать, что ты прав. В этом человеке действительно словно есть какая-то тайна. Только что нам за дело? Мы с ними никогда больше не встретимся.
Но, разумеется, мы встретились снова.
Через неделю или дней через десять после первого совместного застолья я вышел однажды вечером из своего отеля и уже миновал половину Девятой авеню, когда услышал, как кто-то окликнул меня по имени. Оглянувшись, увидел Глена Хольцмана. Он был в костюме, при галстуке, с «дипломатом».
– Меня опять задержали сегодня на работе, – пожаловался он. – Пришлось позвонить Лайзе и сказать, чтобы ужинала без меня. Ты уже успел поесть? Не хочешь заскочить куда-нибудь и перекусить?