Дьявол знает, что ты мертв

Блок Лоуренс

– Потому как если вам нужен частный кабинет, – язвительно заявил прохожий, – то на Бродвее полно разных контор, где вас с удовольствием возьмут на работу – у них вакансий хоть пруд пруди. Поговорите с ними, и они тут же выделят вам стол с креслом и телефоном, а все звонки пойдут за их счет.

– Извините.

– Да, ладно, нет проблем, – уже приветливее сказал он и вставил в прорезь четвертак.

Пройдя квартал, я воспользовался другим автоматом, чтобы связаться с Центром АА. Мне ответила дежурная девушка-доброволец, и я поинтересовался, нет ли какой-нибудь групповой встречи в районе Бродвея прямо сейчас. Она направила меня в общину рядом с Юнион-сквер, и я добрался туда как раз к моменту, когда заканчивали читать традиционную

преамбулу. Я нашел себе стул и провел там час, но едва ли слышал, о чем шла речь. Мой мозг был целиком заполнен мыслями о Глене Хольцмане, чтобы воспринимать что-то еще. Но в целом это место годилось для раздумий не хуже любого другого, кофе они варили неплохой, а больше доллара, который я бросил в корзинку для пожертвований, от меня и не ожидали. Хотя даже если бы я не сделал взноса, никто не обратил бы внимания. Никто не велел мне подыскать для размышлений собственный кабинет, никто не посоветовал парню, спавшему в двух рядах от меня, идти дрыхнуть в отель.

У дома на углу Пятьдесят седьмой улицы и Десятой авеню я оказался на несколько минут раньше времени. Дежурил другой портье, но когда я назвал имя той, к кому иду, он проявил не меньшую подозрительность, чем его коллега накануне вечером. Я и сам представился, предупредив, что меня ждут, и как только это подтвердилось, мы стали лучшими друзьями.

На двадцать восьмом этаже она открыла дверь на мой стук мгновенно и столь же проворно захлопнула ее, как только я переступил порог. Она судорожно ухватила меня за руку чуть выше локтя и объявила, как рада, что я уже у нее.

– Вы пришли даже на пять минут раньше, – сказала она, – но за последние десять минут я успела посмотреть на часы раз двадцать.

– Вы просто переволновались.

– Я не могла успокоиться с того момента, как вы меня покинули вчера вечером. Деньги заставили меня дергаться, как только я их обнаружила, но я стала воспринимать их по-настоящему реально, показав их вам и поговорив о них с вами. Мне нужно было убедить вас забрать их с собой.

– Зачем бы вам это понадобилось?

– Затем, что из-за них я не могла почти всю ночь глаз сомкнуть. Они пугают меня, поверьте на слово. Мне пришло в голову, что не стоит держать ящик в стенном шкафу. Там они будут их искать в первую очередь.

– Кто их там будет искать в первую очередь?

– Понятия не имею, но я выскочила из постели, достала ящик с полки и сунула под кровать. Но потом решила, что именно под кровать заглянут сразу же. Я чувствовала опасность, исходившую от этих денег, и все, чего мне хотелось, – это любым способом избавиться от них. У меня даже родилась идея выбросить деньги в окно.

– Блестящая мысль, ничего не скажешь!

– И знаете, что остановило меня? Я побоялась открыть окно. Мне стало страшно, что я не удержусь и бросшусь вниз. Более того, я до того перепугалась, что не могла себя заставить даже приблизиться к окну, закрытому или открытому – все равно. Я никогда не страдала боязнью высоты, но и дело было не в высоте, а в состоянии моего сознания. Именно оно внушило мне страх. Посмотрите на меня.

– Внешне с вами все в порядке.

– Неужели?

С моей точки зрения, она действительно выглядела прекрасно. На ней были серо-коричневые вельветовые брюки свободного покроя, темно-зеленая водолазка и синий блейзер с медными пуговицами. Она накрасила губы и наложила на лицо немного косметики. И воспользовалась духами – от нее исходил нежный аромат, навевавший ассоциации с душистыми лесными цветами.

Кофе был готов, и мы сошлись во мнении, что у нас есть время выпить по чашке. Налив напиток, она ушла в спальню и вернулась со стальной коробкой. Я взял ее и взвесил на руке, а потом набрал 511 и открыл крышку.

– Вы запомнили шифр, – заметила она.

– У меня хорошая память.

Я вынул пачку банкнот и просмотрел их, всматриваясь внимательно в каждую. Она спросила, заметно повысив голос, все ли в порядке с деньгами. Я ответил, что не вижу в них ничего необычного. Прежде всего купюры не были поддельными. И они не хранились в пустых консервных банках, закопанных

в землю или спрятанных за камнем какого-нибудь сарая в глуши Пенсильвании. Некоторые были более старыми – сотенные бумажки вообще живут дольше более мелких банкнот и меньше изнашиваются, – но большинство отпечатали за один из последних десяти лет. Они не могли быть частью легендарного наследства Хольцмана. Оставалось только радоваться, что Лайза не наделала глупостей и не выбросила деньги в окно. И я сказал ей об этом.

– Но я собиралась снять обертки с пачек, – сообщила она, – чтобы никто не пострадал. Вообразите, каково это: быть убитым упавшей сверху пачкой долларов!

– Уверен, вы бы не хотели взять такой грех на душу.

– Нет. Но я представила, как это будет красиво. Огромное количество купюр, планирующих в воздухе, даже взлетающих вверх под дуновением ветра. И вообразите, скольких людей можно было бы ненадолго осчастливить!

– И все равно не стоило этого делать, – жестко сказал я.

Мы спустились вниз и остановили три такси, водитель только одного из которых согласился отвезти нас по нужному адресу. В наши дни шоферы такси добывают липовые лицензии для свободной работы по найму, как только получают разрешение иммиграционных властей на временное проживание в США, и сразу разучивают свои первые пять английских слов: «В Бруклин я не поеду». Первые двое продемонстрировали знание этой фразы и с усмешкой умчались прочь. Зато третьим оказался нигериец, выросший в англоязычной стране. Может, потому, что ему не надо было ничего никому доказывать, он не возражал против поездки в Бруклин. Впрочем, дороги туда он тоже не знал, но послушно следовал указаниям.

Естественно, подземка оказалась бы для нас быстрее, легче и почти на пятнадцать долларов дешевле, но кто, находясь в здравом уме, будет перевозить на общественном транспорте триста тысяч наличными? С таким же успехом их действительно можно выкинуть в форточку.

Дрю Каплан восседал за своим столом и внимательно слушал мои объяснения, кто такая Лайза и почему мы приехали к нему. Я рассказал ему почти все, но не упомянул пока о содержимом металлической коробки, которую поставил на угол стола. Когда я закончил, он задал несколько уточняющих вопросов, но о коробке тоже не сказал ни слова. Затем он откинулся в кресле и устремил взгляд в потолок.

– Не помешало бы покрасить, – заметил я.

– Ты так думаешь? А я считаю, что тебе не помешало бы постричься, но у меня достаточно такта не колоть тебе этим глаза.

– Твоя правда.

– Что верно, то верно. Миссис Хольцман, позвольте прежде всего выразить вам глубочайшие соболезнования. Разумеется, я читал все, что было об этом в газетах. Вы понесли тяжелую утрату.

– Спасибо за сочувствие.

– Основываясь на только что услышанном, я полагаю совершенно необходимым, чтобы кто-то взял на себя заботу о ваших интересах. Как я догадываюсь, – он указал на коробку, – вы бы хотели, чтобы я поместил это в свой сейф. Вы не сообщили мне, что находится внутри, и я не вижу причин, зачем вам это делать лично. Но, быть может, присутствующий здесь Мэтт даст мне на выбор три варианта содержимого, чтобы я мог догадаться сам?

– Три варианта? – переспросил я.

– Да, поставь меня в тупик. Сыграем втемную.

– Что ж, будь по-твоему, – сказал я. – Начнем с того, что внутри могут лежать контрабандные бивни слонов, добытые браконьерами в Танзании.

– Эта вероятность очень велика.

– Или там может прятаться судья Крейтер [28] .

– Может запросто. Его что-то давненько не видно. – Дрю откровенно наслаждался нашей маленькой игрой.

– Сколько уже вариантов? Два?

28

Имеется в виду один из самых скандальных случаев в истории американского правосудия, когда член Верховного суда штата Нью-Йорк Джозеф Крейтер в 1930 г. бесследно исчез; тайна его исчезновения осталась неразгаданной.