Дьявольский эликсир (сборник)
Шрифт:
Вдруг в голове у нее пронеслось: «Котенок!» Она сразу вспомнила, что на днях миссис Дюмареск жаловалась на то, что всеобщий любимец, котенок, забрался в шкаф с ее платьями, где и был случайно заперт.
«Так и есть! Наверное, это котенок!» — подумала Прюденс.
Через некоторое время крик возобновился, и на этот раз мисс Семафор-младшая ясно различила мяуканье. Отважно вскочив с постели, она зажгла свечу, надела капот и туфли и начала искать бедное животное.
Обшарив гардероб и комод, она заглянула под кровать и в камин, но котенка нигде не было. Когда Прюденс проходила мимо двери в комнату сестры, ей показалось,
– Августа, что это за звук? Августа, ты не спишь? — спросила Прюденс.
В ответ раздался продолжительный вопль. Не на шутку испугавшись, младшая мисс Семафор вошла в комнату и осветила ее. Все было по-прежнему, кроме, кроме… Где же Августа? В кровати никого не было. Объятая необъяснимым страхом, Прюденс подошла ближе. О ужас! Августа исчезла, а на ее месте, попискивая, лежал… крошечный, красненький, сморщенный новорожденный ребенок. Он был в ночном чепце, непомерно большом для его лысой головки, и женской ночной рубашке, также ему не по размеру.
– Боже мой! — воскликнула бедная Прюденс. — Да что ж это такое? Не схожу ли я с ума? Где же Августа?
Ее полный отчаяния взгляд упал на разбитую бутылку, и она вдруг начала понимать.
– Ты Августа? — крикнула мисс Семафор ребенку.
Заливавшаяся слезами малютка предприняла отчаянную попытку заговорить. От бесплодных усилий у нее чуть было не начались конвульсии. Когда Прюденс заметила, что ребенок смотрит на нее совершенно осознанно, ее самые худшие опасения подтвердились. Мисс Семафор уронила себе на ноги подсвечник, и у нее началась истерика.
К счастью, их с Августой апартаменты находились в конце коридора и отделялись от других ванной комнатой. Под ними была пустовавшая теперь гостиная, а над ним спала глухая миссис Бельчер. Поэтому, и только поэтому, крики Прюденс не переполошили весь дом. Уже светало, когда она наконец собралась с силами. С размышлениями о том, как ей быть, пришел и безудержный гнев, совершенно несвойственный ее спокойной натуре.
– Августа, — сурово обратилась она к новорожденной, которая уже перестала реветь и, казалось, была напугана отчаянием сестры, — Августа, ты понимаешь меня?
Младенец попытался кивнуть.
– Ты не умеешь говорить?
Малышка покачала головой.
– В таком случае нечего, я думаю, и спрашивать, как случилось это ужасное несчастье?
Кроха только усиленно моргала. К слову сказать, это дитя было отнюдь не привлекательным. Прюденс, при всей ее любви к сестре, оно казалось странным и совершенно отвратительным.
– Мерзкая девчонка! — воскликнула она в порыве ярости. — Разве ты не понимаешь, в какое ужасное положение ты нас поставила? Ты выпила слишком много эликсира. Только жадная дура и эгоистка могла выпить все в одиночку! Если бы ты со мной поделилась, ничего этого не произошло бы! Ты в самом деле моя сестра? Как я это докажу? Кто мне поверит? Может, меня еще и повесят за то, что я тебя убила!
При этой мысли у Прюденс опять чуть было не началась истерика.
– Ну что мне делать, господи боже мой! — продолжала причитать мисс Семафор. — Ведь ты теперь ребенок, самый настоящий ребенок! Праведное небо, что мне с тобой
Почти в бешенстве, заламывая руки, Прюденс ходила взад-вперед по комнате.
– Августа, я всегда была тебе хорошей сестрой, терпела твой скверный характер и все с тобой делила, но теперь ты превратилась в мерзкую, бессердечную, безобразную закорючку! Я ненавижу тебя, слышишь? Вот заверну тебя в платок и выброшу! Ах ты отвратительная маленькая тварь, уж я тебя…
Прюденс бросилась на ребенка и стала трясти его так, что огромный чепчик свалился с его головенки, раскачивавшейся из стороны в сторону. Августа испугалась и заревела во все горло. Она была так мала, так беспомощна, что это привело мисс Семафор в чувство: ей стало жалко сестру. Прюденс перестала ее трясти и принялась унимать.
– Ну-ну-ну! Ну-ну-ну! — восклицала она, как будто говорила с настоящим ребенком. — Не плачь, я что-нибудь придумаю. Ты, вероятно, выпила слишком много эликсира? Если так и было, то просто подними руку.
Крошка повиновалась.
– Ты плохо себя чувствуешь?
Ребенок покачал лысой головой и предпринял попытку изобразить, что страдания его были, главным образом, душевные.
– Ну, теперь помолчи немножко, перестань плакать и дай мне подумать. Постарайся заснуть: может быть, действие эликсира ослабеет, и ты скоро вырастешь.
Устроив ребенка поудобнее, подоткнув под него одеяло, Прюденс беспокойно заходила по комнате. Временами она ненадолго останавливалась для того, чтобы взглянуть на странное маленькое созданьице, поставившее ее в столь затруднительное положение. Мисс Семафор отчаянно хваталась за голову и грызла пальцы. Устав от бесцельного хождения, она бросилась в кресло и тупо уставилась в окно, выходившее на улицу. Чем больше Прюденс думала, тем неприятнее ей представлялось все дело. Как Августа могла совершить такую нелепость, как она могла опустошить весь пузырек, как он мог разбиться — мисс Семафор только догадывалась. Во всяком случае, итог был достаточно плачевный: ее сестра не остановилась ни на тридцати восьми годах, ни на двадцати восьми и даже на восемнадцати — она одним прыжком достигла восьмидневного возраста.
«Слава богу, — думала мягкосердечная даже в своем гневе и недоумении Прюденс, — слава богу, что в пузырьке не нашлось еще нескольких капель, а то от бедной Августы не осталось бы теперь и следа!»
После долгих размышлений не очень молодая особа, бывшая до сих пор младшей мисс Семафор, встала и пошла и свою комнату. Одевшись, умывшись и причесавшись, она вернулась к постели сестры. Малышка не спала, но плакать перестала. Только по широко раскрытым умным глазам, производившим какое-то жуткое впечатление на этой безобразной красненькой рожице, Прюденс догадывалась, что разум все еще присутствовал в ее уменьшившемся теле. «Удивительный ребенок», «волшебное дитя», «подкидыш фей» — вот как назвал бы мисс Августу Семафор всякий, кто не был посвящен в тайну ее омоложения.