Дьявольский коктейль (сборник)
Шрифт:
– Ну и что, – спросил я, – Микки уже был здесь?
– У меня все время были эти самые лошади, – ответил он.
Я пытался спрашивать еще, но он безучастно взял комикс и стал его снова рассматривать. Глядя на него, я подумал о том, каково это – быть таким, как он, с мозгом, подобным куску ваты, на котором не могут оставить следа все знания человечества, в котором едва теплятся разум, логика и память.
Он счастливо улыбался, рассматривая картинки. По-видимому, он нисколько не страдал от своей ограниченности. Сердце у него было доброе, и его совершенно не задевало то, чего
Вдруг он поднял глаза, увидел, что я за ним наблюдаю, и улыбнулся мне теплой, довольной, доверчивой улыбкой.
– Ты хороший, – сказал он и снова переключил все внимание на картинки.
Внизу раздался громкий шум, и в спальню ввалились конюхи, поддерживая и подталкивая Сесила, который сам уже идти не мог. Джерри поспешно убрался на свою кровать и бережно спрятал комикс; я же, как и все, завернулся в два серых одеяла и улегся, не раздеваясь и не снимая сапог, на негостеприимную парусину. Я пытался найти удобное положение для своего измученного тела, но так и не смог.
Глава 11
Контора Хамбера была такой же холодной и недружелюбной, как и он сам, не обладая при этом показной роскошью его автомобиля. Она состояла из длинной узкой комнаты, дверь и единственное маленькое окошко которой выходили во двор. В дальнем конце комнаты, слева от входа, была дверь, ведущая в умывальную. Здесь стены были выкрашены в белый цвет, три щелеобразных окна с матовым стеклом служили источником света, а внутренняя дверь соединяла ее с уборной. Обстановку умывальной комнаты составляли раковины, пластиковый столик, холодильник и две навесных полки. В одной из них я обнаружил бинты, мази и обычный набор лекарств для лошадей.
Стараясь ничего не сдвинуть, я осмотрел каждый пузырек, пакет и коробку. Насколько я мог судить, никаких стимулирующих препаратов среди них не было.
Второй шкафчик, напротив, содержал массу стимуляторов в виде алкоголя для человеческого потребления – внушительную коллекцию бутылок и солидный набор стаканов на полке над ними. Но все это служило не для подхлестывания лошадей, а для ублажения их владельцев. Я захлопнул дверцу.
Холодильник был почти пуст, если не считать четырех бутылок пива, молока и пары формочек с кубиками льда.
Я вернулся в контору.
Стол Хамбера стоял у окна, так что, сидя за ним, он мог смотреть прямо во двор. Это было массивное сооружение с ящиками по бокам, почти вызывающе аккуратного вида. Даже если учесть, что Хамбер уехал на скачки в Ноттингем и утром пробыл в конторе недолго, было видно, что порядок на его столе постоянный, а не случайный. Ящики были не заперты, а их содержимое (канцелярские принадлежности, таблицы налогов и прочее в таком роде) было разложено так, чтобы можно было сразу найти любую нужную вещь. На самом столе не было ничего, кроме телефона, настольной лампы, подставки для карандашей и ручек и зеленого стеклянного пресс-папье размером с крикетный мяч. В глубине зеленого стекла виднелись
Единственный лист бумаги, прижатый пресс-папье, был всего-навсего списком поручений на день и, видимо, предназначался Кассу. Из него я узнал, к своему большому огорчению, что сегодня днем мне предстоит чистить сбрую в компании с тонкоголосым Кеннетом, болтающим без умолку, а вечером – заняться пятью лошадьми, поскольку лошади Берта, уехавшего на скачки, были распределены между оставшимися.
Кроме стола, в конторе был еще огромный, до потолка, шкаф, где хранились программы скачек и костюмы для жокеев – слишком мало для такого большого шкафа. Вдоль стен стояли три темно-зеленых шкафчика с картотекой, два кожаных кресла и деревянный стул с прямой спинкой и кожаным сиденьем.
Я принялся выдвигать ящики картотеки, быстро просматривая их содержимое. Там были календари скачек, старые отчеты, счета, вырезки из газет, фотографии, письма от владельцев лошадей и договоры о покупке корма и седел – словом, все то, что можно обнаружить в конторе любого тренера в стране.
Я посмотрел на часы. Обычно Касс уходил обедать в час. Я выждал пять минут после того, как его машина выехала со двора, и намеревался покинуть контору за десять минут до его возвращения. Таким образом у меня оставалось сорок пять минут рабочего времени, и половина его уже прошла.
Взяв карандаш со стола и лист бумаги из ящика, я занялся просмотром текущей отчетности. На каждую из семнадцати скаковых лошадей была заведена книга в твердой синей обложке, в которую заносились все крупные и мелкие расходы, связанные с содержанием и выездкой этой лошади. Я выписал все их имена, большая часть которых была мне знакома, а также имена владельцев и даты появления лошадей в конюшне. Некоторые провели здесь уже по нескольку лет, три появились за последние два-три месяца – скорее всего только они и могли представлять для меня интерес. Ни одна из тех подозрительных лошадей не задерживалась у Хамбера дольше четырех месяцев.
Имена этих трех лошадей были Чин-Чин, Кандерстег и Старлэмп. Первая принадлежала самому Хамберу, две другие – Эдамсу.
Вернув книги на место, я снова взглянул на часы. Оставалось семнадцать минут. Карандаш я положил обратно в стол, а листок с именами лошадей сложил и засунул в пояс. Потайные кармашки снова стали наполняться пятифунтовыми бумажками, ведь я почти не тратил своего жалованья, но пояс на талии под джинсами все еще оставался плоским и незаметным. Я тщательно скрывал его существование, чтобы меня не обворовали.
Я порылся в ящиках с газетными вырезками, но не обнаружил ничего о тех одиннадцати лошадях и их победах. Календари скачек оказались более полезны – в одном из них стоял крестик напротив имени Супермена в аукционном забеге в День подарков. В программе ближайших скачек в Седжфилде никаких отметок не было.
Но самый большой улов ожидал меня на дне ящика с расписками. Там лежала еще одна синяя бухгалтерская книга с записями обо всех одиннадцати лошадях. Кроме этого, в ней были перечислены еще девять лошадей, которые потерпели неудачу, и среди них Супермен и Олд Итониан.