Дьявольский остров
Шрифт:
Бывшим гражданам Финляндии, которые жили на отошедшей СССР территории, позволили самим выбирать, оставаться или уезжать. В результате свои дома покинули 422 тысячи человек, что составило примерно 12 % населения Финляндии.
40
Апрельское солнце слизывало снег с крыш. Вдоль мощеных мостовых бежали ручьи. Они стремились кратчайшим путем попасть
Весна 1940 года этому древнему городу, известному еще с XIII века, впрочем, как и всей Финляндии, не принесла радости. Страна подписала тяжелое для себя мирное соглашение. Ожидался наплыв беженцев с восточных территорий.
На баржах или старинных судах, навечно «прикованных» к берегам Аурайоке, служивших теперь барами, кафе и ресторанами, посетители на финском языке или на шведском обсуждали последние политические новости.
В плавучем кафе, переоборудованном колесном пароходе, за деревянным лакированным столиком сидели трое мужчин. Они пили кофе с бальзамом и говорили на странной смеси языков: финско-шведско-латинской.
На шведском разговаривал Леннарт Хольмквист, бывший комендант лагеря военнопленных, а теперь пенсионер. На смеси финского и латыни общался человек в морской форме Валттери Руоколайнен, военврач, подводник, а сейчас в отпуске. На древней латыни говорил и третий посетитель, согласно официальным документам, Михаил Федорович Ванинов, бывший смотритель маяка, русский, гражданин Финляндии.
Первым делом Михаил Федорович познакомил мужчин. Они пожали друг другу руки.
– Как здоровье? – справился финский корабельный доктор у Ванинова.
– Вот восстанавливаюсь.
– Видно, что идешь на поправку, – улыбнулся Леннарт.
– Ну, так за здоровье! – предложил Михаил и поднял свою рюмку.
Мужчины выпили.
– Я тебе… эээ, как тебя сейчас… эээ… Микаэль, я принес то, что тебе причитается, – бывший комендант лагеря военнопленных положил на стол пухлую кожаную папку. – Хоть инфляция и поела эту сумму, однако ее еще можно неплохо потратить.
Альберт Валерьянович, а теперь Михаил Федорович, заглянул в папку. Из любопытства покосился на ее
– Ого… Неплохо, – оценил он толщину пачек.
– Жизнь дороже. Этот человек спас моего племянника, – сказал Леннарт.
– Михаил спас и мою жизнь, – признался корабельный врач. – Было дело…
– А ты спас мою. Тогда, в подлодке, и на плоту.
– Значит, неправда, что хомо хомини лупус эст. Что человек человеку волк… Хомо хомини медикус эст. Человек человеку врач! – с задором произнес Валттери и зычно засмеялся.
– Ну да, – согласился Леннарт, – задушевный разговор душу лечит.
– Разговор с другом – бальзам на сердце! – поддержал его подводник.
– За дружбу!
Мужчины налили из графинчика еще по рюмочке, выпили.
– А что-нибудь слышно о втором плоте? – спросил русский.
– Сведений нет. Ни о ком, – с чувством горького сожаления ответил Валттери.
Теперь они выпили молча, за тех, кто погиб, кто пропал без вести, кому еще предстоит долго переживать последствия войны.
– Знаете, мне хватит и этого, – Альберт Валерьянович достал только одну пачку и подтолкнул папку ближе к Леннарту.
– Э… Бери всё… На что тебе этого хватит? – тот подвинул папку назад.
– На билет до Ленинграда.
– До Ленинграда? Ностальгия замучила? – удивился Валттери.
– Может, все-таки переедешь к нам? На Аланды. Как я тебе и раньше предлагал. Работа найдется. Будешь у нас уважаемым человеком. Мы с бароном и баронессой об этом не раз уж говорили.
– Нет. Спасибо. Я так решил. А остальную сумму передай в госпиталь, в Хельсинки. Ты, Леннарт, знаешь, кому. Тебя ознакомили с делом.
– Я знаю, что ты ни в чем не виноват… – заверил бывший комендант лагеря. – Я знаю всю правду.
– Мне еще предстоит ее восстановить, – сказал Альберт Валерьянович, глядя в круглый иллюминатор колесного парохода.
– Ин вино веритас! Истина в вине! – поднял свою рюмку Валттери.
– У нас в руках бальзам, поэтому правильно будет – ин спиритус веритас! – поддержал тост Леннарт, обнаружив, что немного разбирается в латыни. – Истина в спирте!
– А спиритус, между прочим, – это и дух! – заметил врач-подводник.
– Тогда за крепость духа! – добавил Альберт Валерьянович.