Дьяволы Фермана
Шрифт:
Обернулся назад. Оба моих противника лежали в неестественных позах, скорчившись от боли. Я стиснул кулаки. Меня переполняло торжество, кровь бурлила от невероятного притока адреналина. Тело было легким; я качнулся с пятки на носок, примериваясь сделать спринтерский рывок до конца квартала. Поднял голову, прикидывая путь… И вскрикнул. Прямо передо мной стоял большой, очень большой чернокожий парень. На его темном лице не отражалось и тени эмоций; он взглянул на меня, неуловимо быстрым движением вскинул руку и вцепился в мое горло…
…Когда цветные пятна перестали мелькать
— Ты его ухайдакал, Джет? — проблеял тонкий, гнусавый голосок.
— Не-а. — Еще один тычок. — Пока что жив.
— Терпеть не могу, когда ты так делаешь.
— А ты чё, хочешь его отпустить? — спросил голос Джета. — После того как он прибил двоих из вас?
— Прекратите. — Новый голос был тихим и зловещим. От него у меня по спине побежали ледяные мурашки. Я постарался унять дрожь и лежать смирно, не подавая признаков жизни. Может, они просто обшарят мои карманы и бросят, посчитав мертвым. О большем не стоило и мечтать.
— Убьем его, Ферм? — спросил гнусавый.
— Пока не знаю, — отозвался тихий голос. — Он цивил.
— А чё он здесь делает в такое время? — проговорил Джет. — Я думал, он из Милашек. Мы можем стрясти с него денег.
— Формально — да, — вступил еще один голос — странно мягкий, по контрасту с холодным голосом Ферма. — Или убить его, поскольку он в нашей зоне. Гулял здесь, в такой час… Он, должно быть, законченный самоубийца.
Об этом я не задумывался.
— Или законченный кретин, — заметил Ферм. Увы, вот это гораздо ближе к истине…
— Я согласен с Джимми Джазом, — сказал гнусавый. — Пустим ему кровь.
— Я не утверждал, что мы обязаны его убивать, — поправил Джимми Джаз. — Я всего лишь указал на то, что мы имеем на это право.
— Не дело, — сказал Джет. — Он неплохо дрался. Для цивила.
— Говори за себя, — буркнул гнусавый. — Он дрался, как эти чертовы Милашки.
— Он дрался лучше любого из Милашек, — сказал Ферм. — Он тебя сделал, не так ли, Шнобель?
Послышался звук подзатыльника, и гнусавый голос недовольно пробурчал:
— Он и Ровера завалил.
— Ровер ничего не умеет. Ты умеешь. — И вновь подзатыльник.
— Что будем делать, Ферман? — спросил Джет.
— Вырежем ему печень и скормим Роверу, — предложил Шнобель.
— Я полагаю… — сказал Ферман и пнул меня в бок. — Полагаю, нам следует порасспросить этого парня.
Шнобель разочарованно заворчал.
— А потом вырежем его печень и отдадим Роверу., Просто отлично, подумал я. Меня предназначили на обед
какому-то псу. Подумать только, а я в своей жизни не сочинил ни одной рекламы собачьего корма…
— Очнись, спящая красавица! — Эти слова сопровождались еще одним пинком в бок.
— Джет угробил его, — надулся Шнобель.
— Нет, — сказал Ферман. — Он только прикидывается. Надеется, что мы обчистим его карманы, заберем бумажник и оставим в покое. — Чьи-то руки вцепились в отвороты куртки, приподнимая мою голову и плечи над тротуаром. В нос ударил запах чеснока, табака,
Я расслабил мышцы. Голова, мотнувшись, откинулась назад, словно я был без сознания.
Ферман вздохнул, вновь обдав меня ужасающей вонью.
— Ну что ж. Если ты такой несговорчивый, пожалуй, я позволю Шнобелю отрезать тебе яйца, и мы организуем бар-бекю на открытом воздухе.
Я вскинул голову и распахнул глаза.
— Умеешь ты разговорить человека, Ферман!
Он отпустил руки, и я стукнулся головой о тротуар. Меня обступили пятеро, обескураженно разглядывая мое неподвижное тело. Я опознал мальчишку, поименованного Шнобелем, — у него оказалось чумазое лицо, украшенное огромным носом, и серьга в одном ухе. Это его я сшиб урной. Еще одного я определил как Джета — огромная гора мускулов, повергнувшая меня на землю. Что же до трех остальных — здесь я не мог понять, который из голосов кому принадлежит. Высокий, смазливый паренек в очках, то и дело нервно оглядывавший пустынную улицу. Лицо второго почти полностью скрывала грива волнистых волос, а нервное подергивание губ выдавало лицевой тик. Третий был самым низкорослым. Его короткая стрижка даже не скрывала сети шрамов на черепе. А скупая растительность над верхней губой и на подбородке наводила на мысль, что ему не суждено приобрести нормальную бороду и усы.
Все пятеро носили белые камуфляжные куртки зенитчиков времен Норвежской войны, густо усаженные заклепками. На каждой куртке, на правой стороне груди, виднелось слово «Дьявалы» — за исключением парня в очках, у которого слово было написано правильно, и бедного Шнобеля, у которого оно вообще отсутствовало. Я вздрогнул и невольно задумался — где же их пес…
Парень с обритой головой открыл рот и голосом Фермана проговорил:
— Так как? Расскажешь нам, что все это значит? Или хочешь, чтобы мы приготовили барбекю? Тогда Шнобель наконец-то получит свой значок.
— Я предпочел бы иметь дело с кем-нибудь из Милашек, — заныл Шнобель.
— Ты предпочел бы отыметь кого-нибудь из Милашек, а? — сказал Джет, сложив пальцы в недвусмысленном жесте.
— Прекратите! — холодно сказал Ферман и уставился на меня. — Дайте сказать нашему гостю.
А я молчал. Я прикидывал, в какую сторону легче рвануть, когда я вскочу на ноги…
— Итак?
Что делать? Хорошую мину при плохой игре? Возможно, бравада окажется наилучшим образом поведения. Может быть, мне удастся заслужить их уважение… И я решился.
— А что я должен говорить, Ферман? — Я оттолкнулся локтями от асфальта и сел. — Что-нибудь эдакое? Играешь в вождя дикарей, который говорит жертве: «А ну-ка, задай мне загадку. Если не отгадаю — отпущу. А отгадаю — съем…» Так, что ли?
— Чё это он болтает? — спросил Джет.
— Если мы и приготовим сегодня какое-то блюдо… — Шнобель покосился на меня, — то его подам я.
Ферман развел руками, словно говоря: «Ну, что я могу поделать?»
— Похоже, придется его замочить, ребята. Смазливый паренек обвел улицу настороженным взглядом и переступил с ноги на ногу.