Дыхание розы
Шрифт:
Когда Эд вошел, Мабиль валялась на своей кровати и облизывала указательный палец, который время от времени макала в чашу с медом. Она приветствовала своего хозяина кокетливой улыбкой и раздвинула под платьем ноги. В другое время и в другом месте это приглашение мгновенно подействовало бы. Но не сегодня. Эд приподнял Мабиль за воротник и дал ей звонкую пощечину. Она заныла:
— Но что…
— Ты мне солгала! Ты мне лгала с самого начала! — зарычал Эд.
Мабиль, которой недоставало прозорливости, злобно возразила:
— Пусть, но
От другого удара, на этот раз сжатым кулаком, она упала на пол.
Служанка поняла, что гнев хозяина был не наигранным и что Эд мог избить ее до полусмерти. Встав на четвереньки, Мабиль простонала:
— Монсеньор… да что с вами?
— Правду. Я хочу немедленно услышать правду. Если ты мне вновь солжешь, я тебя убью.
Ярость помогла Мабиль забыть о страхе. Дело было в этой негоднице Аньес, она могла бы поклясться. Она спокойно села и прошипела:
— Что? Нас терзают запоздалые угрызения совести? Слишком поздно, монсеньор.
Эд подошел к Мабиль. Его нога резко устремилась вперед и ударила в грудь молодую женщину, сидевшую на полу. Мабиль закричала от боли, согнулась пополам. Она хватала воздух ртом, пытаясь восстановить дыхание. Тем не менее ее тело сотрясалось от злобного хохота. Заикаясь, она проговорила:
— Теперь красавица уж наверняка не задирает нос. И, если вы мне позволите, хочу посоветовать вам не отступаться от своих слов. Лжесвидетелям и клятвопреступникам уготовлена незавидная судьба. То же самое касается и этой самодовольной соплячки, к которой вы относитесь как к хозяйке дома. Слишком поздно, говорю я вам! Она подохнет, как того заслуживает, эта пройдоха де Суарси.
— Кто тебя надоумил?
— Боже мой, мне подсказал это весьма симпатичный властный человек. Настоящий призрак, прямо мороз по коже… Но рассудительный. Он соблазнил меня, перечислив все наказания и пытки. Мне даже в голову не приходило, что им можно подвергнуть красавицу Аньес. Потом он сообщил мне имя инквизитора, к которому вы должны обратиться.
Эд понял, что ненависть Мабиль может исчезнуть только со смертью ее врага. Он понял, что им манипулировали, что он угодил в ловушку, которую, как он ошибочно думал, разглядел заранее.
— Почему… Почему ты ее так ненавидишь?
— Почему? — прошипела Мабиль, как ядовитая змея. — Почему? Потому что она, ничего не прося, получила все то, что я умоляла дать мне. Потому что она снизошла в своей великодушной щедрости взять кончиками пальцев то, что я мечтала получить. Потому что вы обнимали меня, желая, чтобы я походила на нее. Этого достаточно? — Мабиль злобно рассмеялась и закончила: — У меня есть сбережения… А также этот миленькой батистовый носовой платок, который я у нее стащила, чтобы подбросить его в нескольких туазах от трупа, найденного людьми бальи. Идиоты… Они даже не поняли, что если платка не было, когда они в первый раз осматривали место, значит, его прицепили к низкой ветви уже после убийства. Если эта незаконнорожденная вырвется
Эду показалось, что у его ног разверзлась пропасть. Беззвучным голосом он спросил:
— И она никогда не спала со своим каноником, не правда ли?
— Нет. Какая разница! Достаточно, чтобы в это поверили, и я буду счастлива. Что касается ереси матери этого чертова Клемана, вероятно, так оно и было, хотя мне на это наплевать.
Эд почувствовал в груди леденящий холод. Равнодушным тоном он заявил:
— У тебя есть полчаса, чтобы покинуть замок. Ты можешь взять с собой только еду на один день. Когда ты будешь уходить, тебя обыщут. Если ты осмелишься вернуться или разболтаешь наши отвратительные тайны, ты умрешь медленной смертью.
С этими словами Эд вышел из комнаты. Мабиль несколько минут сидела неподвижно, не зная, что лучше: разрыдаться или впасть в ярость. Но поскольку она уже давно поняла, что слезы не помогают, она дала ярости выйти наружу. Мабиль встала и процедила сквозь зубы:
— Ты мне за это заплатишь, причем сторицей, мой хозяин!
К счастью, ее небольшие сбережения, накопленные за несколько лет, хранились в Клэре. На эти деньги вкупе со сведениями об Эде, которые Мабиль собиралась дорого продать, она сможет где угодно начать новую жизнь. Она похвалила себя за предусмотрительность и стала готовиться к уходу, надевая на себя одно платье за другим.
— Ты мне за это заплатишь, клянусь душой.
Эд лежал лицом на столе общего зала, в луже хотя и красной, но довольно светлой, что не могло вызвать сильного беспокойства у сьера Манюссера, бывшего знахаря мадам Аполлины. Стоявший перед Эдом пустой кувшин свидетельствовал, что сон хозяина был вызван вовсе не усталостью. Знахарь потряс Эда за плечо и быстро отошел назад. Еще не пришедший в себя Эд что-то пробормотал, потом выпрямился, чуть приоткрыв глаза.
— Что? — рявкнул он.
— Мабиль ушла, монсеньор, на север. Час назад. Вы велели мне предупредить вас.
— Ночь уже наступает?
— Разумеется.
— Эту негодяйку обыскали?
— Все сделали так, как вы велели. Барба проверила даже интимные места. Мабиль не могла украсть ни одной ценной вещи или вынести какой-либо документ. Мы дали ей масляный светильник, как вы пожелали, и еды на день пути.
— Хорошо. Мою лошадь оседлали?
— Как вы велели, монсеньор.
Эд встал, слегка покачиваясь, и приказал:
— Пусть мне немедленно принесут лохань холодной воды, чтобы я смог освежить свои мысли. Я должен… посетить свой рудник.
Знахарь, не поверивший ни одному из этих слов, но отнюдь не горевший желанием навлечь на себя гнев хозяина, поклонился и исчез за дверью. Эд ударил кулаком по столу.
— Подлая шлюха, твоим проделкам пришел конец! Вручай свою душу Богу. Если, конечно, Ему не противно ее принять, ведь она наверняка очень грязная.