Дыхание розы

Жапп Андреа

Экономка закрыла глаза покойной и повернулась к Адель де Винье, мягко сказав:

— Она умерла. Будьте так добры, позовите нашу матушку, а также Аннелету Бопре, прошу вас.

Адель словно окаменела. Она смотрела то на Берту, то на уже остывший труп.

— Это приказ, Адель. Бегите и немедленно поставьте нашу матушку в известность.

Молодая женщина сбросила с себя оцепенение и исчезла. Берта рухнула как подкошенная на узкую кровать Иоланды. Она сложила руки для молитвы и тихо сказала:

— Мы ваши покорнейшие

и неутомимые служительницы. Не оставляйте нас.

Алансон, Перш,

декабрь 1304 года

Лошади изнемогали от усталости. Что касается всадников, они были не в лучшей форме, когда поздно вечером въехали в город Алансон. Ожье фыркал. Холодный пар окружал раздувающиеся ноздри, вздымающуюся от тяжелого дыхания грудь и нервно вздрагивающую голову жеребца. Кобыла Сильвестра, на которой ехал Клеман, дрожала и при каждом шаге высоко поднимала ноги, словно боялась споткнуться. Артюс погладил шею своего великолепного жеребца и сказал:

— Спокойнее, мой доблестный. Мы приехали. Тебя ждет хорошая конюшня. Спасибо тебе, Ожье. Ты стал еще храбрее с тех пор, как я тебя объездил.

Жеребец поднял голову, тряхнул черной, как смоль, гривой и от изнеможения прижал к голове уши.

Клеман спрыгнул с кобылы и погладил ее по морде, благодаря за эту безумную скачку наперекор времени, которое неумолимо бежало вперед.

Хозяин конюшни и лошадей, которых он сдавал в наем, бросился к измученным животным, чтобы отвести их в стойла. Он слишком резко дернул за удила Ожье, и тот немедленно стал брыкаться.

— Эй, виллан! Не порви рот моему товарищу! — крикнул Артюс. — Веди его осторожно, иначе он затопчет тебя при первой же возможности, и я буду на него не в обиде. Кобыла такая же норовистая. Остерегайся ее. Животных просят выбиться из последних сил не для того, чтобы затем с ними обращаться как с рабами. Эти лошади загнали себя в бешеной скачке, чтобы быстрее доставить нас сюда. Обращайся с ними так, как они заслужили. Я заплачу тебе двойную цену. В противном случае ты мне за все ответишь.

Держатель конюшни намотал слова графа себе на ус и осыпал животных любезностями, чтобы те соизволили пойти за ним.

Клеман следовал за Артюсом д’Отоном по улочкам Алансона. «Какой же он высокий и как широко шагает!» — думал ребенок, семеня за ним. Артюс резко остановился, и Клеман чуть не налетел на него.

— Он скоро должен появиться. Я покажу тебе его. Затем ты пойдешь за ним. Когда узнаешь, где он живет, немедленно вернешься. Я буду ждать тебя в таверне «Красная кобыла», — уточнил граф, показывая на заведение. — Ты ничего не должен предпринимать, слышишь?

— Да, монсеньор.

— Клеман… Не вздумай

ослушаться меня и совершить безумную глупость. Каким бы храбрым ты ни был, твой возраст и телосложение не позволят тебе одержать над ним победу. Я — другое дело. Ты серьезно навредишь своей даме, если не последуешь моему совету. Если сегодня вечером он ускользнет от нас, завтра мадам Аньес испытает тысячу смертей. Понимаешь?

— Да, мессир. А затем вы его убьете?

— Разумеется. Он не оставил мне выбора. Но, по сути, это не имеет значения. Конечно, я должен был раньше решиться на это. Я корю себя за то, что лелеял надежду уговорить его.

Добравшись до Дома инквизиции, они увидели, что там царит непонятное оживление. Клирики бегали, входили, выходили. Жандармы с хмурыми лицами суетились с непонятной целью. Воспользовавшись царившей суматохой, граф д’Отон вошел в дом в сопровождении Клемана. К ним бросился тощий молодой человек, которого Артюс не узнал.

— Монсеньор, монсеньор, — забормотал молодой человек, сгибаясь в низком поклоне в знак приветствия. — Он умер. Слава Богу! Суд Божий свершился. Подлый зверь умер.

Видя, что граф ничего не понимает, он уточнил:

— Я Аньян, первый секретарь этого проклятого инквизитора. Я вас видел, когда вы приходили, чтобы попытаться вразумить его. Но я заранее знал, что вы даром тратите время. Однако теперь это неважно. Он умер, как и грешил, подобно подлой твари.

Теперь Аньян почти кричал:

— Бог покарал его! Он привел свой неизреченный приговор в действие, чтобы просветить нас. Мадам де Суарси, бедная голубка, свободна. Другие тоже, все жертвы Никола Флорена. Все процессы, которые он начал, закрыты, окончательно и бесповоротно, как этого и требует суд Божий.

— Когда он умер? Когда?

— Вчера ночью, несомненно, от кинжала случайного пьяницы, которого пригласил к себе, в дом, отнятый у несчастного человека, подвергнутого им жестоким пыткам и умершего от них. Там случилось ограбление, была борьба, но этот демон не смог одержать верх. Мсье… Мы все свидетели чуда… Бог вмешался, чтобы спасти мадам де Суарси. Видите ли… Меня это не удивляет. Я встретился взглядом с этой женщиной, ее рука дотронулась до меня, и я понял…

— Что вы поняли? — нежным голосом спросил Артюс, которого этот восторженный монолог молодого человека немного смущал.

— Я понял, что она… другая. Я понял, что эта женщина… выше. Мне не хватает слов, монсеньор, и вы, вероятно, считаете меня сумасшедшим. Но я знаю. Я знаю, что до меня дотронулось совершенство и я больше никогда не буду таким, каким был прежде. Он тоже это знал. Он вышел из ее застенков с щемящей болью в сердце, с невыразимым светом в глазах.

— Кто? — торопил его Артюс, уверенный, что молодой человек не сошел с ума, что за его сбивчивыми фразами скрывается основополагающая истина.