Дышим и выздоравливаем. 33 лучших упражнения
Шрифт:
– Теперь же, Иван, сын крестьянский, слушай меня внимательно. Три дня и три ночи будешь жить ты в доме моем. И будешь учиться у меня правильно дышать, дабы потом царя твоего Филофея хворого смог ты научить этому и тем самым исцелить.
Засмеялся тут Иван, сын крестьянский.
– Разве же, – говорит, – не умею я дышать? Не первый год, дедушка, на земле этой живу, а раз живу, так, стало быть, и дышу. Как можно неправильно дышать?
Старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой рассмеялся:
– Столько лет живешь на этой земле,
Иван, а так и не понял, что нужно прислушиваться
Скромно Иван, сын крестьянский, потупился, покраснел, извинился перед стариком. Старик погладил Ивана по голове – видать, не обиделся на сына крестьянского.
Три дня и три ночи Иван, сын крестьянский, учился дышать у старика в оранжевых одеждах и с седою, словно облако на рассвете, бородой. А утром дня четвертого Иван поблагодарил своего учителя и отправился домой. Не обманул старик сына крестьянского – лишь надел Иван валенки да сказал слова заветные, какие никто окромя старика не знал, так и глазом не успел моргнуть, как оказался во дворце царя Филофея. Царь обрадовался и говорит:
– Уж и не чаял я тебя, Иван, сын крестьянский, увидеть живым. Рассказывай же, где был да что видел.
– Был я, царь Филофей, в землях дальних. Шел туда дорогами лесными да степными. Плыл морями. По горам карабкался. А сходил, царь Филофей, не зря. Нынче же научу я тебя, царь, правильно дышать. А как научишься дышать ты правильно, так и хвори все твои пройдут разом.
– Ох, Иван, сын крестьянский, устами бы твоими да мед пить. Только вот не верю я уже ни во что. Сколько лекарей побывали у меня, сколько знахарей лесных да горных, что с духами знаются! Только ни от лекарей, ни от знахарей пользы мне не было никакой. Звал я к себе птиц, зверей и даже рыб речных да морских. Однако и птицы, и звери, и рыбы речные да морские не приносили мне облегчения. И рад бы верить я в то, что ты, Иван, сын крестьянский, исцелишь меня от хвори моей давней, и сон свой помню, а все равно как-то не верится…
– Вот что скажу тебе, царь Филофей. Ежели веры в исцеление от хвори нет у тебя, так никогда тебе и не избавиться от болезни. Так учил меня старик в оранжевых одеждах и с седою, словно облако на рассвете, бородой. Но главное, чему учил меня этот старец, живущий на горе, похожей на крест, – дышать правильно. Учил три дня и три ночи. И сейчас я буду тебя учить тому.
Три дня и три ночи учил Иван, сын крестьянский, хворого царя Филофея. А утром четвертого дня вышел царь Филофей на парадное крыльцо покоев своих царских, вышел, глубоко вздохнул, на солнышко посмотрел глазами радостными, улыбнулся и промолвил:
– Какое же счастье – быть здоровым!
Долго еще прожил после этого царь Филофей. Жил себе и не хворал вовсе. Ивана же, сына крестьянского, наградил. Впрочем, тому награда была нужна не очень – ведь теперь он умел правильно дышать, а это лучше всякой награды».
Когда Петрович закончил чтение, повисла благодатная пауза, какие бывают обычно на концерте классической музыки после исполнения произведения: отзвучит последний аккорд, но аплодисменты какой-то миг еще не нарушают тишину… Тишина, сменившая голоса музыкальных инструментов, в это мгновение царит над миром. И сейчас, когда Петрович прочел сказку, было безмерно жаль расставаться со сказкой. Молчание прервал Мишель Мессинг:
– Итак, коллеги, вывод, полагаю, более чем очевиден. Не так ли? Гора, похожая на крест,
– Простите, что перебиваю, – сказала Настя, – но только замечу, что в пользу идентификации горы из сказки как Кайласа говорит и описание пути, проделанного Иваном: сначала лесные и степные тропы, потом море, только потом горы. Более чем очевидно, что Иван шел именно сюда…
– И тогда монастырь должен быть буддистским, – заметил Леонид, – Ведь старик, обучавший Ивана, носил оранжевые одежды…
– А вот тут, коллега, – снова взял слово Мессинг, – позволю себе не согласиться: оранжевые одежды присущи и буддизму, и индуизму, и джайнизму, и традиции Бон. Однако, Леонид, вы правы в идентификации конфессиональной принадлежности старика из сказки. Факт этот малоизвестен, но, тем не менее, некоторыми исследователями описан: именно тибетский буддизм практиковал перемещение по миру при помощи специальной обуви.
– То есть вы хотите сказать, Мишель, – спросил я, – что оранжевые валенки-скороходы из сказки – не художественная фантазия, не вымысел, а реальность?
– Не совсем, – ответил Мессинг. – Мы имеем дело с особого рода аватаризацией – процесса, с помощью которого человек может переносить в пространстве свою телесную оболочку. Для простоты и убедительности такой аватаризации здешние буддисты использовали оранжевые валенки, хотя это не более чем внешний атрибут, отвлекающий от проникновения в сущность означенной аватаризации…
– Ясно одно, – прервал я Мессинга, поскольку желал резюмировать уже услышанное. – Мы на правильном пути. Но нам следует не просто так двигаться к вершине Кайласа, а выбрать дорогу, на которой нам встретится буддийский монастырь.
– Вы совершенно правы, коллега, – Мессинг нисколько не был обижен за то, что я не дал ему рассказать полностью о роли оранжевых валенок в процессе аватаризации в здешнем буддизме. – Только есть еще один немаловажный нюанс, на который хочу брать ваше внимание.
Сказав это, Мишель кивнул на ноутбук.
– Какой нюанс? – удивленно спросил Петрович.
– Принципиальнейший! – воскликнул Мессинг. – Мы совсем забыли, коллеги, что помимо письма от Алексии с весьма поучительной сказкой про Ивана, сына крестьянского, нас ждет еще одно письмо – письмо от самого Александра Федоровича
Белоусова. Возможно, коллеги, данное сообщение существенно откорректирует наши планы…
Еще одно свидетельство о правильности наших поисков
Когда Мессинг сказал это, Петрович прочел с экрана следующее:
«Дорогие друзья!
Весь сегодняшний день просидел я в медицинском архиве, где хранятся самые разнообразные документы, касающиеся проблем здоровья. Моя задача заключалась в том, чтобы сосредоточиться на имеющихся в архиве старинных лечебниках. Их тут оказалось довольно много, но, как это ни странно, наши предки дыханию уделяли не очень много внимания, информации по заданной проблеме был минимум. И все же… все же… Вы понимаете, друзья, что я вряд ли стал бы вам писать, если бы ничего не нашел. Так вот, в одном из лечебников восьмидесятых годов XIX века, но инвариантный список со всей очевидностью восходит к допетровской Руси, я обнаружил весьма детальное и строгое описание, коррелирующее с нашими задачами.