Дышите глубже, так бывает!
Шрифт:
Витя с уважением посмотрел на Лену, вздохнул и поплёлся к своему рабочему месту.
Желание разбогатеть с детства томило Приставкина. Несмотря на то, что он рос в состоятельной семье, карманные деньги Приставкину-младшему перепадали в весьма умеренном количестве. Очень умеренном.
Его папаша, сделавший хорошее состояние на нескольких застройщиках, безвестно канувших вместе с деньгами дольщиков в начале нулевых, исходил из принципа, что деньги развращают. Поэтому весь удар разврата в своей бурной молодости, пришедшейся
Папаша вместе с маленьким Витей даже как-то ходили в детский театр на «Карлсона, который живёт на крыше». Весь спектакль папа внимательно изучал с помощью театрального бинокля Малыша, которого играла маленькая худенькая девушка с короткой причёской и маленькой, но выразительной грудью. Это казалось Вите, мечтавшему сходить в кино на «Человека-паука», невообразимо скучным. Но папа, разглядывая через бинокль Малыша, сказал, что дети должны «расти интеллектуально, театром», а не тупой видеожвачкой.
Однажды папа с Витей в спорткостюмах пробежались до ближайшего парка на физзарядку. Всю непродолжительную пробежку они бежали за какой-то девушкой в обтягивающих чёрных лосинах.
– Папа, а почему ты всё время смотрел на попу той тёти? – поинтересовался маленький Витя у папы, когда через двести метров тот закончил свой марафонский кросс.
– А куда мне смотреть, груди-то у неё впереди, – папа никак не мог отдышаться.
– Что? – не понял Витя.
– Ничего. Заканчиваем, с пробежками, говорю.
После этого на долгие годы со спортом было покончено. И у папаши, и у Вити.
Иногда Василий Иванович даже проверял задачи по математике у своего отпрыска, незаметно подсматривая ответ в конце учебника. Внимательно, строго хмуря брови, слушал Витин пересказ «Ландон из зэ кэпитал оф Грэйт Британ». Впрочем, с таким же успехом он мог бы слушать и китайский, и албанский.
Витя быстро просёк это и периодически гнал полную пургу в «пересказе» текста по английскому. Приставкин-старший вдумчиво кивал. После этого он выдавал своему продуманному чаду карманные деньги на следующий день. Сопровождалось это фразой:
– Витя, будь бережлив с деньгами, – слово «бережлив» он выделял особенно.
– Да, папа, – кивал маленький Витя, пересчитывая медяшки, и засовывал их в карман поглубже.
Первым шагом в большой бизнес Вити была анонсированная его закадычным другом Арчи Галушкяном сдача стеклотары. После последнего звонка по окончании четвёртого класса Арчи авторитетно объявил:
– Витя, мы перешли в среднюю школу. И теперь взрослые. Можем зарабатывать самостоятельно. Будем сдавать бутылки.
– А где их брать? – заворожённо смотрел на своего маленького предводителя толстячок Витя.
– А где хочешь. Теперь мы взрослые и можем на жвачку «Дональдс» зарабатывать сами.
Каждая бутылка стоила два половиной рубля. При этом радостей в начале нулевых у ребятни было уже хоть отбавляй. Но за крутые чипсы «Лэйс» нужно было сдать десять бутылок. Столько же – за банку волшебной Кока-Колы. Билет на только что вышедшего «В поисках
Парк в Сокольниках никогда не был в такой чистоте, как после набегов этой орды. Работяг возле «Пятёрочки», которые сбивали пробку в купленной бутылке пива о бетонный парапет, Витя презирал. После такого открывания пива на горлышке появлялись сколы и бутылку не принимали в пункте приёма стеклотары. Алкаши, сгрызающие её зубами, вызывали у него заслуженное восхищения. Особенно когда они презентовали свою тару молодым бизнесменам. Он попросил маму покупать ему «Дюшес» или «Тархун», которые ещё продавались в отстойных стеклянных бутылках, а не крутую «Колу» или «Пепси». Мама радостно согласилась.
Но результаты не вселяли оптимизма. Особенно удручал Приставкина его папа. Лику Приставкина-старшего дома завидовали праведники. Набожные старушки на лавочке у подъезда крестились. Остановившие агнца за превышение скорости сотрудники ДПС смиренно возвращали его водительские права, вложенные в удостоверение депутата Мособлдумы, безо всякой мзды. Нимб никогда не покидал его – ни в четырёх домашних стенах, ни в рабочем «мерседесе» народного избранника.
Поэтому бутылки дома появлялись редко. С точки зрения выхода на новую орбиту бутылочного бизнеса папа был полностью бесперспективен. Ну, может быть, на Новый год или на день рождения отца проскочит пара бутылок вина, и всё. Витя очень жалел, что его отец был трезвенник.
«Ну почему, – думал Витя, – у всех отцы как отцы – нормальные. А мой вот что – не может пива вечером выпить? Мне бы нормального папу, глядишь, я бы сразу разбогател!»
То ли дело друг Арчи Галушкян. У него папа бухал много и самозабвенно. К вопросу подходил креативно. Его многочисленные эксперименты с «Гжелкой» и «Балтикой 3» оставляли широкое поле для реализации Галушкяном-младшим использованной его предком стеклотары. На сложный микс «Столичной» и домашнего армянского коньяка, который мало чем отличался от обычной самогонки, непременно водружалась «Сибирская корона», которая являлась торжеством вечернего объединения на кухне духа всех россиян.
В итоге за лето Галушкян-старший набухивал столько, что к концу лета Арчи уже легко мог сходить в «Макдональдс» и угостить гамбургерами своего другана Витю, которому этот вредный, по мнению его мамы, для детского здоровья фастфуд, мог только сниться.
Витя с Арчи закрыли свой бизнес, лишь когда в последний день лета они были взяты с поличным мамой Приставкина в тот момент, когда они инспектировали мусорный бачок в соседнем доме.
У мамы случилась истерика. Потом вечером эту истерику мама донесла до вернувшегося с работы папы. С первого раза папа не проникся должным образом. Маме пришлось повторить для папы более доходчиво на повышенной мощности и более высоких частотах. К удивлению Вити, в этот раз он был не нарушителем, а жертвой. Окончательно капитулировавший перед мамой папа после этого в течение двух месяцев выдавал Вите тройную сумму карманных денег.