Дюна: Дом Коррино
Шрифт:
– Поступая так, мы неукоснительно соблюдаем все формальности, – продолжал греметь над землей голос Лето. – К несчастью, не обойдется без человеческих жертв, но мы утешаем себя тем, что погибнут только те, кто вовлечен в преступное деяние. В таких делах не бывает невинных.
Корабли Атрейдесов снизились и сбросили на мемориал термические бомбы, а потом направили на вспыхнувший пожар пурпурные лучи лазеров. В течение двадцати стандартных минут – быстрее, чем Верховный Магистрат успел созвать экстренное заседание военного совета – эскадра уничтожила
На поверхности плато остался неровный слой расплавленного стекла, отмеченный в разных местах кучками дымящегося материала. По периметру зоны атаки все ярче и ярче разгоралось пламя, начавшее пожирать джунгли…
– Дом Атрейдесов не прощает оскорблений, – сказал Дункан в микрофон своей селекторной связи, обращаясь к преступникам, но слушать его было уже некому.
Отдав приказ своим кораблям возвращаться на орбиту, Дункан бросил прощальный взгляд на причиненные его войсками разрушения. Теперь никто в империи не посмеет усомниться в решимости герцога Лето.
Никаких предупреждений. Никакой пощады. Никакой двусмысленности.
Больше всего следует опасаться врага, который носит личину друга.
Расположенный в подземелье Кайтэйна императорский некрополь своими размерами едва ли не превосходил сам дворец властителей всей Известной Вселенной. Поколения умерших Коррино населяли этот город мертвых; те, кто пал от предательской руки или погиб от несчастного случая, и те немногие, кому посчастливилось умереть своей смертью.
Как только граф Хазимир Фенринг вернулся с Икса, Шаддам, не медля ни секунды, повел своего друга и главного советчика в сырые, скудно освещенные катакомбы.
– Так-то ты празднуешь триумфальное возвращение своего министра по делам пряности? Тащишь меня в заплесневелые древние крипты, хм-м?
Шаддам отпустил обычную охрану, и сейчас двоих мужчин сопровождали только тусклые, фиксированные к стенам винтовой, ведущей вниз лестницы, светильники.
– Мы часто играли здесь, когда были детьми, Хазимир. Когда я спускаюсь в некрополь, меня охватывают ностальгические чувства.
Фенринг согласно кивнул своей непропорционально большой головой. Широко открытые глаза метались из стороны в сторону, делая их обладателя похожим на настороженную птицу, которая в каждом темном углу ищет убийц или спрятанные ловушки.
– Наверное, именно здесь у меня выработалась привычка рыскать в темноте?
В голосе Шаддама появились жесткие, подобающие императору, нотки.
– Кроме того, это единственное место, где мы можем побеседовать, не боясь быть услышанными. Нам с тобой надо обсудить одно очень важное дело.
Фенринг понимающе хмыкнул и приготовился
В незапамятные времена, сразу после перенесения столицы империи с погибшей Салусы Секундус, в этом некрополе, под громадной каменной плитой, первым был похоронен Хассик Коррино III. В течение последующих тысячелетий здесь хоронили многочисленных императоров из Дома Коррино, их наложниц и даже незаконнорожденных детей. Некоторых мертвецов кремировали и засыпали прах в урны. Кости других закапывали в землю, воздвигая над могилами фарфоровые памятники. Несколько правителей были захоронены в прозрачных саркофагах, окруженных нуль-энтропийным полем, предохранявшим тела от распада и тлена; они останутся в веках даже тогда, когда в памяти потомков изгладится всякое воспоминание об их достославных деяниях.
Фенринг и Шаддам прошли мимо старой мумии злобного Мандиаса Грозного, вход в саркофаг которого охраняла его же статуя в натуральную величину. Как гласила надпись на гробнице, «это был император, заставлявший трепетать целые миры».
– Меня это не впечатляет. – Шаддам посмотрел на высохшие мощи. – Сейчас его вряд ли кто-нибудь помнит.
– Это потому, что ты никогда не отличался прилежностью, изучая имперскую историю. – Фенринг тонко улыбнулся. – Разве это место не напоминает тебе, что все люди, и ты в том числе, смертны, хм-м?
В свете тусклых ламп было видно, какую недовольную гримасу скорчил император, услышав эти слова. При приближении людей в разные стороны по темным щелям разбегались многочисленные твари: пауки, грызуны, скарабеи-мутанты, ухитрившиеся выжить, поедая остатки сохранившейся мертвой плоти.
– Я не ошибся, узнав о существовании незаконного сына Эльруда, хм-м? Как могло случиться, что этот факт так долго оставался скрытым от нас?
Шадцам вскипел.
– Откуда ты все знаешь?
– У меня есть уши.
– Да, и слишком большие.
– Но они служат только вам, сир, разве не так, хм-м?
Фенринг продолжал говорить, не дав императору уклониться в сторону:
– Представляется, что этот Тирос Реффа не имеет ни малейшего желания претендовать на твой трон, но настает время большой смуты, и его могут использовать как знамя мятежные семейства.
– Но я – истинный император!
– Сир, когда Ландсраад клянется в верности Дому Коррино, он не имеет в виду верность лично вам. Вы ухитрились вызвать недовольство и раздражение большинства могущественных аристократов.
– Хазимир, я не обязан волноваться по поводу ущемленного эгоизма моих подданных.
Шаддам еще раз взглянул на могилу Мандиаса и сквозь зубы помянул недобрым словом своего престарелого отца Эльруда, который прижил сына от наложницы. Не должны ли императоры предохраняться во время совокупления?
Шли столетия, мертвых становилось все больше, и некрополь приходилось постепенно углублять, заполняя телами все новые и новые крипты. На самом нижнем, новом уровне Шаддам прочел имена знакомых ему предков.