Дюна: Пауль
Шрифт:
Интересно.
Проект многотомной биографии стал чем-то большим, чем первоначально задумывала Ирулан. Чем больше информации она накапливала, чем больше она узнавала, тем мощнее становился потенциал легенды. Но что с этим делать? Ее сочинение может стать подспорьем для того, чтобы разглядеть глубины жизни Пауля Муад’Диба, но они же могут послужить и совершенно иным целям.
Чем больше она узнавала о юных годах Пауля и об его отце, герцоге Лето, тем сильнее ей казалось, что на Каладане Пауль жил очень счастливо и беззаботно и был совершенно не похож на того возмутителя спокойствия вселенной, который вторгся в ее жизнь. Ирулан ясно видела, что и ее отец был виновен в начавшейся эпической трагедии. Шаддам сделал множество недопустимых
Итак, сестры считают, что она изменила семье, а отец считает старшую дочь недостойной даже презрения. «Я не предательница», — подумала Ирулан. Падишах-император столько раз предавал Дом Атрейдесов, что Пауль имел все основания ненавидеть и презирать Дом Коррино, а значит, и ее, Ирулан.
Личный дневник стал ее сокровенным другом, наедине с которым она проводила долгие одинокие ночи, делясь с ним своими самыми сокровенными мыслями, которые она записывала на великолепной меланжевой бумаге. И как и подобает хорошему другу, дневник открывал ей истину, когда она перечитывала ранее написанные слова и видела их в новом, более ясном свете. Читая эти страницы, она пришла к пониманию своих собственных слабостей.
Она поправила подушку, подложенную под спину, и подняла с пола дневник. Потом внимательно перечитала написанное сегодня. Сердце ее болезненно сжалось при мысли о том потрясении и ужасе, которые пришлось пережить Паулю во время массового убийства на свадьбе в замке Каладан, о том, что перенес он позже, когда ему пришлось бежать от убийц, пытавшихся устранить его. Он стал пешкой в крупной политической игре в самом нежном возрасте, но теперь он — император всей известной вселенной.
Покорно вздохнув, принцесса принялась писать в дневнике. Он говорил с ней, заставляя продолжать историю…
ЧАСТЬ IV
МОЛОДОЙ ПАУЛЬ АТРЕЙДЕС
10187 год эры Гильдии
Те, кто видел гнев Муад’Диба в битвах джихада, говорят, что он стал кровожадным под влиянием фрименов, с которыми жил бок о бок некоторое время. Но Лисан-аль-Гаиб определил ход его жизни задолго до его пребывания среди фрименов.
Нельзя судить о взрослом человеке Муад’Дибе, не видя мальчика Пауля Атрейдеса, не рассмотрев события и опыты, сформировавшие первого. Муад’Диб — это личность, вылепленная предательством и трагедией. Будучи двенадцатилетним мальчиком, он был вовлечен в события войны убийц, которая поразила три благородных Дома и угрожала обезглавить самое империю. Несмотря на то что Пауля, как и подобает сыну герцога, с детства учили справляться с разнообразными опасностями, первое нападение грумманского виконта Моритани застало его врасплох. Слишком рано пришлось юному сыну герцога Лето применить на практике то, чему учили его наставники. Пауль понял, что он — мишень, что за ним охотятся изощренные убийцы, что он оказался в центре кровавого водоворота.
Этот страшный опыт оказал еще большее воздействие на его отца, герцога Лето Атрейдеса. Он не был сломлен, однако ожесточился, закалился — но не рухнул. Герцог Лето — красный герцог, Лето Справедливый — был вынужден снова и снова сражаться и противостоять предательствам и изменам, в которых во многом был виновен и мой отец, падишах-император Шаддам IV.
Пауль видел, как его отец, принимая важные решения, шел на крайности, которые можно было назвать беспощадными. Окончательный урок, извлеченный Паулем, однако, состоял в том, что, несмотря на всю жестокость ответных мер, герцог Лето Атрейдес в конце концов пал, потому что не был достаточно беспощаден.
~ ~ ~
В разгар кровавого побоища герцог Лето сумел вывести многих присутствовавших на свадьбе из зала, солдаты препроводили их в ожидавшие в космопорте фрегаты, а кораблям до особого приказа было запрещено взлетать. Некоторые гости заперлись в комнатах замка Каладан.
Жуткое избиение, страшные полеты смертоносных дисков, неспособность мастеров меча и гвардейцев Лето защитить людей — все это произошло в течение какой-нибудь минуты. Солдаты Атрейдеса вбежали в зал тогда, когда жертвы были уже изрезаны на куски или тяжело ранены, а уцелевшие рыдали от перенесенного потрясения. Принц Ромбур оглядел себя и увидел, что вся его одежда порезана на лоскуты, хотя в остальном он как будто не пострадал.
Доктор Юйэ сновал среди раненых, определяя, кому можно помочь, а кому уже нельзя. Первым делом он наложил жгуты на кровоточащий обрубок руки эрцгерцога Эказа.
Оторванная конечность, обезображенная и сломанная, лежала на полу. Посмотрев на нее, Юйэ вполголоса сказал герцогу:
— Рука слишком сильно повреждена, чтобы ее можно было пришить на место. Возможно, тлейлаксы знают способ вырастить новую конечность, но мне такой способ неизвестен. — Он жестом указал на принца Ромбура, изрядно потрепанного в побоище. — Так же, как и в случае принца Верниуса, я могу сделать протез и для эрцгерцога. Я владею этим искусством.
— Это мы обсудим позже, — сказал Лето, вытирая кровь со лба.
Мощные болеутоляющие средства сделали эрцгерцога Арманда сонливым и оглушенным, но гнев был настолько силен, что прорывался сквозь пелену, окутавшую сознание. С трудом повернув голову, которая двигалась, как подвешенная на ржавых петлях дверь, он возмущенно уставился на побледневшего и дрожавшего Уитмора Бладда.
— Ты должен был защитить ее. — Слова эти ранили мастера меча сильнее, чем смертоносные диски.
Бладд сжал губы.
— Я промахнулся, — произнес он, сам не веря своим словам. — Я мастер меча, и я промахнулся. Я должен был пожертвовать жизнью ради Илесы. Ривви исполнил свой долг лучше.
Дункан споткнулся о распростертое на полу тело Ривви Динари, похожее на тушу разделанного кита. В широкой груди застрял один из дисков.
— Он умер героической смертью, смертью истинного мастера меча.
Бладд посмотрел на свою узкую рапиру, а потом со звоном швырнул ее на пол.
— Помоги мне вынести его тело, Дункан. Кажется, это единственное, на что я годен.
Не поддаваясь параличу горя, герцог Лето действовал твердо, холодно и расчетливо. Он перекрыл космопорт, запретив вылет любого корабля, и приказал, принеся короткие извинения, объявить экипажам и пассажирам, что вылетов не будет до завершения расследования происшедшей трагедии. Суфир Хават, которому зашили рану на спине и наложили повязку, с особым пристрастием приглядывался к тем, кто был больше всего расстроен и разозлен задержкой, а также к тем, кто высказывал горячее показное сочувствие.
Хорошо еще, что, по иронии судьбы, все четырнадцать убитых принадлежали либо Дому Атрейдесов, либо Дому Эказа. После того как прошел первый приступ страха, многие аристократы пришли в ярость, обвиняя либо Дом Моритани за то, что оказались вовлечены в кровавую распрю, либо Атрейдеса — за то, что он пригласил их в такое опасное место. Но пострадавшие аристократы претерпели минимальный ущерб, и можно было надеяться, что их гнев утихнет и не станет причиной долгой вражды между Домами.
Но герцог Лето не собирался ничего забывать.