Дюна: Пауль
Шрифт:
— Здесь, за этой трапезой, я признаю, что я — твоя бабушка, мальчик. Но не рассчитывай на любовный прием и праздничный ужин.
— Тем не менее мы рассчитываем на элементарную вежливость и гарантии нашей безопасности, — твердо произнес Дункан.
— Вежливость… — Елена задумалась. — Вы просите о большом одолжении.
Гойре встал, удивив этим собравшихся женщин.
— И вы предоставите им требуемое. Они имеют полное право на ваше гостеприимство, и ваш долг его им предоставить.
Елена сложила губы в недовольную гримасу.
— Очень хорошо. Вы уже здесь, и я узнаю почему… но позже. А пока давайте в мире
~ ~ ~
Политика — это очень искусно сплетенная материя, сложный и запутанный лабиринт, вечно меняющийся калейдоскоп. В ней нет ничего красивого.
Барон Харконнен сидел в просторном саморегулирующемся кресле заднего ряда зала выступлений Ландсраада в ожидании начала громкого суда, в котором, как он надеялся, не прозвучит его имя. Владимир Харконнен буквально извелся от нетерпения, сидя в своей резиденции на Гьеди Первой и ожидая хоть каких-то новостей о трагедии на свадьбе бедного Лето и об убиении его невинного сыночка (если, конечно, убийцы справились со своим заданием). Наконец, не в силах больше подавлять свое нетерпение, барон решил отправиться на Кайтэйн, якобы «по делам». Никто ничего не заподозрит в такой поездке.
Так уж вышло, что барон оказался в имперской столице в тот момент, когда туда же прибыл представитель Дома Атрейдесов Суфир Хават. Вместе с послом Эказа в Кайтэйне он потребовал созыва экстренного заседания Ландсраада и личного суда императора.
«Должно быть, они и в самом деле очень расстроены. Боже, какое горе». Весть о кровавой вакханалии на свадьбе быстро распространилась по столице, и барон очень огорчился, узнав, что герцог Лето и его сын Пауль остались живы.
Очень кстати оказался в это время в Кайтэйне и виконт Хундро Моритани, словно приехал сюда специально для того, чтобы ответить на обвинения в его адрес. Все это выглядит вызывающе и глупо, думал барон Харконнен. Виконту следовало бы убраться из столицы и вернуться на Грумман, чтобы укрепить оборону перед нападением соединенных сил Атрейдеса и Эказа. В том, что такое возмездие не заставит себя ждать, барон был уверен. Что виконт вообще здесь делает? Барон избегал встреч с ним, понимая, что от сумасбродного грумманского правителя можно ожидать любой, самой безумной выходки.
Аристократы, съехавшиеся на заседание, собрались в зале выступлений и заняли свои места, тихо переговариваясь в тревожном предвкушении событий. Многие были, очевидно, обеспокоены тем, что услышали. Место, зарезервированное за виконтом Моритани, вызывающе пустовало. Неужели этот идиот проигнорировал вызов, сделанный от имени самого императора? Вполне возможно.
С украшенного богатым декором помоста в центре зала император Шаддам IV потребовал тишины.
— Я требую от виконта Моритани с Груммана ответа на выдвинутые против него сегодня обвинения. — Император поднял руку к сводчатому потолку, и оттуда опустился в зал прозрачный плазовый шар.
Внутри шара стоял высокий угловатый человек, горделиво завернувшийся в желтый, отороченный дорогим мехом плащ. Виконт возмущенно заговорил с сильным грумманским акцентом. Голос его гремел под сводами зала, усиленный мощными громкоговорителями.
— Почему меня взяли под стражу до предъявления мне
Император сохранил полную невозмутимость.
— Вы взяты под стражу ради обеспечения вашей же безопасности.
— Я не нуждаюсь в такой защите! Я требую, чтобы меня освободили, и я смог бы свободно предстать перед моими обвинителями.
Шаддам стряхнул с позолоченного рукава невидимую пылинку.
— Возможно, некоторые члены Ландсраада хотели бы защититься от вас, виконт. По поводу Груммана мне была подана официальная жалоба. — Шаддам похлопал рукой по листам ридулианской бумаги и заговорил таким тоном, словно читал сводку новостей: — Речь в жалобе идет о якобы имевших место нарушениях в объявлении и ведении легальной войны убийц. Существуют предписанные законом правила ее ведения, и в мои обязанности входит напомнить вам о них. Напомнить всем. — Шаддам оглядел зал, дождался одобрительного гула голосов, а потом приказал открыть прозрачный шар.
Рослый и взъерошенный виконт Моритани предстал перед толпой собравшихся.
— Очень хорошо, давайте обсудим мои поступки и действия. Но пусть зал послушает рассказ и о тех преступлениях, которые были совершены в отношении моего Дома. — Горящим взглядом виконт обвел зал, ища в нем барона Харконнена, но, очевидно, не смог его увидеть за сотнями других представителей. Несмотря на солидную комплекцию, барону удалось укрыться в тени, вжавшись в саморегулирующееся кресло.
Женщина — посол Эказа, — стоявшая рядом с Хаватом, выступила вперед и заговорила хорошо поставленным голосом:
— Да, преступления действительно были совершены. Мы представим суду наши доказательства, и пусть император и высокий Ландсраад примут справедливое решение.
Не дожидаясь вопросов, женщина начала излагать факты, касающиеся застарелой вражды: уничтожение нормальной экологии туманных лесов, убийство послов, ковровые бомбардировки Эказа, отзыв грумманских курсантов из школы мастеров меча Гиназа, вслед за чем последовало внезапное нападение на планету и ее разрушение, убийство брата и дочери эрцгерцога Арманда.
Сначала виконт Моритани слушал обвинения со стоической невозмутимостью, но потом лицо его скривилось в горькой усмешке. Среди присутствующих поднялся громкий возмущенный ропот. Барон понял, что судилище не сулит ничего хорошего.
Теперь вперед выступил Суфир Хават.
— Но это было лишь начало, милорды. Представленные мною изображения сами за себя все скажут.
Собрание аристократов замерло в жутком молчании, а барон с жадным нетерпением смотрел кадры, запечатлевшие побоище на свадьбе герцога, кульминацией которых стало издевательское голографическое обращение виконта Моритани. К вящей радости барона имя Харконненов не было упомянуто ни разу.
Зал, опомнившись от потрясения, негодующе взревел. Шаддам потребовал тишины, несколько раз ударив молотком по столу. Снова заговорила посол Эказа. Женщину просто трясло от ярости.
— Во время этого конфликта Дом Эказа не совершил ничего противозаконного. С самого начала наш эрцгерцог, как того требуют правила, объявил войну убийц. Мы отвечали на враждебные действия, полностью подчиняясь строгим правилам такой войны, записанным в Великой Конвенции. Мы ничем не спровоцировали такое ужасающее насилие со стороны Дома Моритани.