Дюрер
Шрифт:
Кузен Виктор учился в историко-архивном на пятом курсе, писал диплом - что-то по скифским делам, был высок, невероятно худ, сутул, имел темные вьющиеся волосы, крупный, горбатый нос, доставшийся от армянской мамы, карие глаза - чуть на выкате, и склонную к загару, смугловатую кожу, и неприятную манеру хрустеть всеми многочисленными суставами своего тощего тела.
По иронии судьбы, которая, как это было не раз доказано, любит рифмы, Виктор год назад лежал в этом же отделении с какой - то особо тяжелой ангиной. Он-то и рассказал мне, как можно потихоньку от постовой медсестры, проходить в душ для сотрудников, и даже принес из дома сохранившуюся с прошлого
Идти надо было длинным коридором, освещенным неживым светом люминесцентных ламп, в самый конец, и возле кастелянтской завернуть за угол, а там, в небольшом закутке и находился заветный душ.
Я ходила туда каждую ночь, часов в 12, тщательно оглядевшись, и приготовив на всякий пожарный байку о "таблетке снотворного".
***
Было около часа ночи, когда я, веселая и вымытая, с еще мокрыми волосами, в одной ночной рубашке на голое тело, медленно брела к своей палате. Свет в коридоре выключили, далеко, на посту, горела настольная лампа. Все спали, из палат слышался равномерный храп, из комнаты медсестер - приглушенный смех, песенки из радио, бутылочный звон. "Ординаторы пришли", зевая, подумала я, и завернула за угол.
В какой-то момент, боковым зрением, я уловила некое движение в темноте, но было уже поздно. Сильная ладонь, зажала мне рот, меня подхватили, и через мгновение я оказа-лась в кастелянтской. Помещение освещалось бледным светом уличного фонаря, проникавшим через небольшое зарешеченное окно. Вокруг высились узлы с чистым бельем, стопки вафельных полотенец, про-стынь и пеленок. Все это я созерцала, будучи прижатой к стеллажу с аккуратно сложенными пододеяльни-ками, с заведенными назад руками. Почти с первой секунды, я поняла, кто это. И единственное, что меня удивляло, как он смог пройти через ночную охрану. "Я здесь торчу уже с семи часов. Как видишь, я неплохо читаю твои мысли". "Ааа, вот оно что". Почему-то я перестала его бояться, за это время. "Ты собрался, ме-ня в жертву приносить, что ли?" Он рассмеялся, резко развернул меня к себе, и сказал:
– Это ты меня в жертву принесешь!
– Что за фигня! Оставь меня в покое, пожалуйста, и хватит мне гово-рить всю эту высокопарную эзотерическую муть!
– Рожденная под знаком Девы, сильнее рожденного под Водолеем, ты - мой знак смерти.
– Как мне надоел этот дурацкий пафос! С меня - хватит! Я больше не верю в это.
– Нет, ты просто еще не знаешь, вернее, не хочешь знать: Но еще есть время:А сейчас:
– Отстань, оставь меня!
Он попытался поцеловать меня. Я оттолкнула его, он снова схватил меня за кисти рук, да так, что я застонала от боли. Быстро нагнувшись, я укусила изо всех сил его за руку, он охнул, и как-то ловко вывернув меня, оказался сзади, держа меня за заломленную правую руку. Я со всей силы дала ему по ногам, двинула локтем левой руки по ребрам, вырвалась, но споткнулась об узел и навзничь повалилась на груды белья. Вскочила, прыжком оказалась около двери, но тут он схватил меня за волосы, и, ловко намотав их на кисть, прижал меня к стене, а другой рукой:через мгновение я услышала столь любимый мною звук судорожно расстегиваемого ремня, еще через пару мгновений, моя рубашка была задрана, он специально помедлил, чувствуя, что меня уже сотрясает дрожь, и, застонав, одним грубым рыв-ком вогнал в меня свой огромный орган.
Умом я понимала, что это - спятивший мальчик, от которого можно ждать самых неприятных номеров, который, как говорится, не отделяет реальность от сказки, что у него
Но ум мой куда-то делся, страх отступил, мне только хотелось, чтобы этот красивый юный мальчик с длинными волосами, жестоко и неистово, врывался в меня, и драл, драл бы меня до бесконечности::.
Володя предусмотрительно зажал мне рот рукой, потом три его паль-ца, были захвачены моим ртом, и это единственное, что помогло нам не перебудить всё II ЛОР-отделение.
Мои длинные волосы были по-прежнему намотаны на его левую кисть, и он время от времени задирал мою голову и впивался в меня поцелуем. Потом жестко нагибал мою голову вперед, кусал больно меня за шею, потом хватал за руки, заламывая их, нагибал меня, входя все глубже и глубже. Свободной рукой он сильно стискивал грудь, так что я вскрикивала от боли. Но больше всего меня заводили слова, что он мне говорил хриплым от желания голосом: -Получай, на тебе, на! Этого ты хотела, да? Отвечай! Блядь! Вот тебе, вот! Я уже давно все про тебя понял:Ты ведь такая же как я, не-нормальная, чокнутая:: Свихнутая на мальчиках:Дрянь! Сука! Вот тебе! Так! Так..так, ааааааа, обожаю тебя, обожаю, обожаю тебя, оооооо!!!!! Повернувшись, я увидела, как знакомо капризно кривится его рот, как он зажмуривается, резко выгибается назад, волосы взлетают и рассыпаются по плечам, и тугая струя вырывается, и рывками из него выскакивает раскаленная серебристая сперма.
Обессиленные, мы повалились, на узлы, и некоторое время, молча созерцали потолок и стены, колышущиеся тени деревьев, вдалеке проехала машина, протащив за собой вереницу теней по потолку, ветер зашумел в ветвях:. Потом он обнял меня. Мы лежали, обнявшись, прильнув друг другу.
– Знаешь, я люблю тебя, я не смогу без тебя::.не надо так со мной, зачем ты так мучила меня:.
– Ох, лучше бы ты молчал, мальчик:
– Почему?
– Тебе так больше идет: ничего не нарушает твою красоту: да еще это твоя комната ужасов:
– Отчего ты не хочешь понять:
– Потому что понять это невозможно:
– Если бы ты знала:.
– Как я одинок:.
– Вот и ты уже читаешь мои мысли:
– Лучше бы ты прекратил эти свои чернушные упражнения. Выкинул бы все это на помойку, а лучше бы сжег. И вообще, пойду я в палату, мой принц.
– я попыталась встать, но он рывком вернул меня обратно.
– Нет, мы уйдем отсюда вместе - сказал он жестко.
– Да, да, завернемся в простыни
Он засмеялся.
– Я тебя никогда не забуду
– Что за патетика: Собрался в мир иной?
– Я же говорил, хочешь ты этого или нет, но ты:
– Ааа, опять про свой знак смерти? Начитался Шиллера, бедный мальчик, Вертером себя представил. Вертер Хауге. Тебе идет.
– Ты - сумасшедшая:
– А ты - образец психического здоровья, только вот комната вызовет несколько вопросов у специалистов:.
– Ты все не так поняла:
– Ну уж, конечно, куда уж нам, убогим.., говорю я, начиная серьезно раздражаться
– Ich liebe dich, Гретхен, улыбаясь шепчет он, обнимая меня, и, глядя мне в глаза с холодным торжеством , снова вставляет мне без всяких предисловий...
Мы некоторое время еще встречались в кастелянтской. Несколько раз мы виделись после моей выписки, но домой к нему я отказалась ехать. Я перестала верить в эзотерику, и это разрушило чары и перестало влиять на меня. Сразу после выхода из больницы я к великой радости родителей, вывезла все свои книги на помойку.