Дьюри
Шрифт:
В этот раз гнусливый клоун промолчал, а голова Мильки слегка повернулась в нашу сторону.
— Ну, пошли, О, кормить мужчин…
— И я… — Милька подскочил мигом, — и я пойду кормить мужчин…
— Нет, Милиен, лучше ты пойдешь кормить олененка, — засмеялась я, беря его привычно за руку.
Брукбузельда погасила огонь, махнув рукой в сторону светильника и едва шевельнув губами…
Мне же оставалось лишь смотреть и удивляться этим удивительным событиям, разворачивающимся на моих глазах, и надеяться, что когда-нибудь все вопросы
3
Спустившись вниз по лестнице, и войдя в открытую дверь под ней, мы оказались в большой, жарко натопленной кухне. На выбеленных стенах были развешены большие сковороды, половники… Вдоль правой стены стояли два буфета с посудой, посредине — стол, заваленный овощами, тут же рядом с овощами было блюдо внушительных размеров, накрытое белоснежной салфеткой с вышитыми на ней золотыми вензелями… Сладкий дух свежей выпечки заставил меня вспомнить, что я ужасно голодна. А жарящееся на сковороде щедрыми ломтями мясо заставило заскулить жалобно мой желудок.
— Да здесь еще конь не валялся! — воскликнула хозяйственная Брукбузельда, отправляя тюк с бельем во встроенный возле двери в стену шкаф. Тюк ухнул, судя по звуку куда-то вниз, слышно было, как он еще пару секунд летел и глухо ударялся о стенки и, наконец, приземлился где-то в неведомых для меня недрах замка.
Никитари сидел на маленьком деревянном стульчике у большой печи и подкладывал дрова в топку. Блики огня весело плясали на его лице, глаза щурились, глядя на пламя… Милька, подойдя к нему, взобрался на колени, и затих, подперев щеку рукой. Никитари, обнял его и обернулся к нам и, также умиротворенно щурясь, ответил:
— Мясо, Брукбузельдочка, жарится… Чего тебе еще желать, кошечка моя? Да брось ты эту кастрюлю, опять за свои овощи принялась… — он говорил лениво, разморившись от огня и спокойствия, — овощами твоими только мясо портить… И хлеба не надо…
Брукбузельда деловито расхаживала по кухне, брала какие-то кастрюли, мыла морковь и картофель, перебирала лук, укроп и петрушку, продолжая при этом ворчать о мужской недальновидности, что мяса всегда мало, что надо подрезать и хлеба, и похлебку сварить… Но ее никто не слушал…
Не зная, чем могу помочь хозяйке, я принялась разбирать завал на столе. Спрашивая у Брукбузельды, что, куда положить, раскладывала овощи по корзинам и уносила их в кладовку. А Брукбузельда, уже позабыв о мужской недальновидности, счастливо рассмеялась:
— Мы же тут, О, совсем одни с Никитари, как сычи жили… Если бы не принц Харзиен, ох, глупая голова, я все его по-старинке, принцем величаю…
— И правильно делаешь, Брукбузельда, — неожиданно ответил ей дьюри, когда он появился на кухне, я не заметила, — король без короны и королевства это пустой звук…
Харзиен теперь стоял рядом со мной. Едва оказавшись возле стола, он откинул салфетку с блюда и, выбрав самую большую и аппетитную
Как можно объяснить, отчего тот или другой человек начинает нравиться тебе? Видимо, что-то совпадает… Вдруг, понимаешь, что даже паузы в предложениях делаешь с ним в одном и том же месте… И взгляды, коснувшись друг друга, не бегут быстрее прочь, заменяя случайное прикосновение дурацкой улыбкой, а словно проходят насквозь, выжигая горячую дорожку в тебе… и ты начинаешь приглядываться к тому, кто вызвал это странное ощущение…
Так и сейчас, отвернувшись, я поняла, что дьюри тоже разглядывает меня. Но это-то, как раз, и понятно: поди, разберись, что за дикобраз в моем лице затесался в их славную компанию.
А народ этот мне, действительно, нравился все больше. И хоть в моей голове неразбериха полная была с их национальностями или принадлежностями к каким-то вымирающим народностям, я их однозначно причислила к "хорошим людям".
Брукбузельда тем временем принесла из кладовки кувшин и, налив в кружку молоко, поставила его на край печи подогреть. Но Милиен уже потянулся за ним, и Никитари подал ему кружку. Брукбузельда всплеснула руками, а Никитари махнул на нее рукой:
— Не лезь, Бру, он же мужчина… — проворчал он. — Сейчас мы пойдем с Милиеном проведать нового жильца нашей конюшни, ему тоже потребуется кувшин молока… Приготовь-ка нам лучше его, Бру…
И она промолчала, грустно улыбнувшись, глядя как Милька жадно припал к молоку. И видно было, как любят мальчишку они оба. А я между тем взяла себе на заметку, как сократить это безумное имя — Брукбузельда.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась она.
А Никитари одной рукой обнимал Мильку, а другой переворачивал шкворчавшее мясо на сковороде и приговаривал:
— Вот уже и готово… Еще чуть-чуть… чтоб кровушка запеклась… Милиен, встань-ка, сынок…
Никитари важно пронес сковороду к столу и поставил ее на стол, на что Брукбузельда, бежавшая с подставкой в руках, только ахнула, но возражать не стала. Рассевшись вокруг одного конца стола и вооружившись трехпалыми вилками, некоторое время все сосредоточенно жевали. Мясо было фантастически вкусное и сочное, с хлебом и молоком… Молоко я обычно не пью, но здесь капризы выкаблучивать нечего.
— Надолго вы к нам, Харзиен? — наконец, отложив вилку, спросил Никитари. — Может быть, пусть хоть Милиен поживет пока здесь…
Дьюри молчал. Уставившись в какую-то одному ему известную точку на деревянном столе, он жевал, уже не так жадно, но кивнул головой, и Никитари по-своему перевел этот знак.
— Ну, вот и хорошо! — воскликнул он, — значит, поживете, стало быть, еще немного…
Брукбузельда, улыбнувшись своей славной, доброй улыбкой, погладила важно насаживающего на вилку мясо и опять роняющего кусок в жир Милиена по голове и счастливо вздохнула.
А Харзиен, видимо, решив внести ясность, проговорил: