Дюжина ножей в спину
Шрифт:
Когда-нибудь, кто чист, кто урка,
Мы разберемся навсегда,
И бывший мэр Санкт-Петербурга
Дождется правого суда.
Глава 2
ПАРИЖСКАЯ ЖИЗНЬ
ОПАЛЬНОГО МЭРА
В первую же ночь после прибытия в Париж в изгнание мне в Американском госпитале, где я тогда находился, привиделся необычный сон. Его необычность была особенно остра, если учесть, в какой ситуации этот сон появился: начало мучительной эмиграции, постельный режим, ожидание консилиума врачей и угроза проведения рискованной операции шунтирования. В ту ночь я заснул поздно около часа ночи. В предыдущую ночь, в Военно-медицинской академии Петербурга, я спал не более четырех часов, тревожно и беспокойно, - одолевали мысли о предстоящем отъезде. Тогда я поднялся в 6 утра, пережил мучительный отлет с Родины, а вечером уже лежал в этом чужом госпитале на окраине Парижа.
Мне снился сон о похоронах Ленина. 21 января 1999 года - 75-я годовщина со дня его смерти. Москва. Красная площадь. 9.50
Тысячи милиционеров и курсантов школ милиции едва сдерживают ожесточенный натиск ленинистов. А тем временем тысячи заранее подобранных участников траурного митинга на Красной площади (в основном чиновники, военные и студенты) внимают президенту Ельцину. Едва стоя на ногах, он с явно выраженной брежневской дикцией объясняет, почему решил захоронить Ленина. Мол, все беды нашей страны проистекают из-за того, что тело Ленина до сих пор не предано земле, а его душа - не нашла успокоения. Речь закончилась, и послышались жидкие аплодисменты. Вслед за Ельциным слово берет Святейший Патриарх. Вспомнив все страдания, выпавшие на долю Церкви от режима Ленина, он затем поддерживает решение Кремля по-человечески и по-христиански упокоить в земле его останки. "Это святейший долг всех нас перед любым усопшим!" - завершает Патриарх. Дрожащий от холода Борис Немцов нежданно-негаданно для себя получает слово - "царским" жестом Ельцин указывает ему на микрофон. "Может, не надо, Леонид Ильич?" - пытается отпереться ошеломленный Немцов, уже делая, правда, робкие шаги к микрофону. "Ты обязан сказать слово, Борис Ефимыч. А я скажу потом слово о твоей судьбе", - отвечает президент. Неуверенным голосом Немцов говорит о великой значимости этого события для всей мировой истории, намекает на более счастливое будущее страны, а в конце слегка славословит в адрес президента: дескать, без вас, Борис Николаевич, никто не решился бы на такой отважный поступок. Решительным движением Ельцин отодвигает Немцова от микрофона. По программе митинга, после выступления Патриарха должен был выступать премьер-министр, а не вице-премьер. Затем симфонический оркестр под управлением Ростроповича должен был сыграть отрывки из "Реквиема" Моцарта. Однако президент нарушил весь ход церемонии. Он снова взял слово. На этот раз его речь была четкой и сильной, чувствовалось, что она будоражит его самого и он скажет что-то действительно важное и для себя самого, и для страны. Поблагодарив Немцова за выступление, похвалив организаторов церемонии, он вдруг сказал: "Вот здесь и сейчас хочу объявить об отставке Правительства России. Назначаю новым премьером всем вам хорошо известного и очень умного Бориса Ефимовича Немцова. Второе. Объявляю Немцова своим официальным преемником на посту главы нашего государства. После утверждения в Думе его кандидатуры (а иначе я ее распущу и сам назначу Немцова) я ухожу в отставку и передаю Борису Ефимовичу бразды правления страной как исполняющему обязанности президента! От этих решений не отступлю ни на шаг. Я хороню Ленина, освобождаю тем самым народ от бремени прошлой эпохи. Теперь могу с чистой совестью уйти на покой, пожить спокойной жизнью вместе со своими близкими!" - с этими словами президент завершил свой внеплановый и судьбоносный спич. Не преминул сразу же обратиться и к сотням журналистов со словами: "Вот и думайте, понимаешь, о чем первым делом сообщать - о похоронах Ленина или о моих кадровых решениях!"
На площади воцаряется гробовое молчание, которое длится минуту-другую. Тишину нарушают лишь отдаленные вопли фанатиков с разных концов Красной площади - они ничего не слышали и потому страстно требуют отставки Ельцина и сохранения Ленина в мавзолее. Звучит музыка Моцарта.
В следующую минуту площадь наполняется ревом моторов этих трех вертолетов, правительственные и президентские чиновники забираются в вертолеты сопровождения, а мэр Москвы - незаметно куда-то исчезает. Крики протестующей толпы, услышавшей моторы вертолетов, заглушает их рев...
И все это мне виделось ярко и в малейших деталях. Потом было "Шереметьево-2", перенос гроба из вертолета в зафрахтованный Ту-154. И тут на поле толпа распоясавшихся фанатиков, ор, драки с милицией, сжигание портретов Ельцина...
Санкт-Петербург. Роскошный "Кадиллак" с гробом до Волковского кладбища. И снова толпа, в которой мелькают лица Анпилова и Нины Андреевой, грозящих новой революцией. Под барабанную дробь гроб опускается в могилу...
Из сна меня вывело теплое прикосновение руки - медсестра госпиталя принесла завтрак. Взглянул на часы - 7.30 утра. Значит, сон длился более 6 часов. Удивительный сон, отголосок реальных переживаний! Но где они сейчас герои этого сна? Все поменялось. Другие люди, другое время!
Было время, когда Кремль мог безболезненно исполнить волю усопшего быть захороненным по-человечески - сразу после крушения ГКЧП в 91-м. Тогда, в сентябре, на последнем заседании союзного Съезда депутатов именно я выступил с энергичным и аргументированным призывом принять специальное решение съезда по вопросу о погребении останков Владимира Ленина в Петербурге. По реакции зала я ощутил тогда моральную готовность многих парламентариев принять это историческое решение - и этим достойно завершить жизнь самого союзного съезда (постановление о самороспуске депутаты в тот момент уже одобрили), подвести последнюю черту под большевистским этапом истории нашей страны. Но Михаила Горбачева проблема с захоронением Ленина в ту пору ничуть не волновала, на кону стояло его собственное политическое будущее. Он даже не поставил мое предложение на голосование, а просто-напросто закрыл заседание, попрощался с депутатским корпусом и отправил съезд в историю. Этим, кстати, лишил и самого себя важной опоры в виде легитимного парламента СССР, что, в свою очередь, ускорило и его уход спустя несколько месяцев.
Впоследствии я неоднократно убеждал Бориса Ельцина издать указ о захоронении тела Ленина. "Вам необходимо лишь выпустить такой указ - все остальные хлопоты я беру на себя. Причем сделаю похороны торжественными и открытыми, то есть достойными места Ленина в нашей истории", - уговаривал я Президента России. Но в ответ всякий раз слышал одно и то же: "Я не могу сейчас пойти на это". Вероятно, коммунистический менталитет Ельцина тормозил давно назревшее решение о предании земле основателя советского государства.
Не ограничиваясь Ельциным, я говорил об этом и со Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II - все же авторитет Русской Церкви и ее главы сослужил бы хорошую службу в пользу захоронения. Патриарх саму идею поддержал, но дело не двигалось с места. Все мои усилия по погребению Ленина оказались заблокированными. Многие из политиков и государственных деятелей, с которыми я говорил на эту тему, отвечали, что нужно подождать, пока не вымрет все поколение заядлых коммунистов, тогда наконец и Ленин найдет свое успокоение. При внешней логичности такого подхода он все же весьма отдает абсурдом, поскольку обрекает останки Ленина на дальнейшее публичное глумление, - может быть, еще не на одно десятилетие.
Ну а тогда, на следующий день после моего обращения к Съезду народных депутатов СССР, все коммунистические газеты напечатали язвительные карикатуры на Собчака и поместили злобные комментарии, назвав меня главным могильщиком из стана демократов. Редакторы этих изданий даже не задумывались над тем, что сами же снова втаптывают в грязь и последнюю волю Ленина о своем погребении, которая во все времена непременно исполнялась. И неоднократную мольбу об этом Н. К. Крупской, грубо пресеченную Сталиным, для которого мавзолей с телом вождя был гробницей живого бога и который нужен ему был для собственного самоутверждения. Известны его слова, сказанные Крупской: "Если не уйметесь, мы найдем другую вдову!" Я уже не говорю о том, что в традициях нашего народа не было практики мумифицирования трупов и тем более выставления их напоказ. Едва ли можно сыскать в мировой истории пример большего глумления над усопшим, чем в случае с Владимиром Ульяновым!