Дзанта из Унии Воров
Шрифт:
— И миграция, и охота приобрели небывалый размах, — заметил викарий. — Что же, охотники решили совсем опустошить эту землю?
— Ну, — Страуд доел последнюю лепешку, — и это тоже, конечно. Но не в том суть, мне кажется. Уж сколько мы облав повидали, но сейчас все как-то не так. Я бы сказал, скорее что-то другое заставило бродяг тронуться в путь, нечто, происходящее к северу от нас. Они все идут оттуда, причем идут быстро, словно за ними по пятам кто-то гонится. Во всяком случае, нам лучше сидеть тут, если не хотим попасться в лапы охотникам. Со
— Николас, — позвал викарий. — Что сказал Авалон, когда тебя предупреждал? Если сможешь, вспомни его точные слова.
Ник на мгновение прикрыл глаза, вызывая в памяти то, что хотел услышать викарий. Авалон встал перед ним, как живой. И теперь он будто слышал его бесстрастный голос, и ему оставалось только слово в слово повторить то, что тот сказал раньше.
— Авалон никому не враждебен, это место покоя и безопасности. Но к тем, кто останется вне его, приходит Тьма и Зло. Это случалось и раньше, когда Зло надвигалось на землю. Встречая Авалон и Тару, Броселианду и Карнак, оно в бессилии бьется о стены, которые не может сокрушить. Но страшные бури подстерегают тех, кто находится вне этих стен. Зло то прибывает, то убывает, подобно морскому приливу и отливу. Ныне — время начала прилива.
— Авалон? — переспросил Страуд.
— Герольд, — пояснил Крокер, и воцарилось молчание. Ник знал, что все смотрят на него, однако лишь Хадлетт встретил его прямой взгляд.
Если остальные его обвиняли — а он полагал, что так и было, — то в выражении лица викария этого не читалось.
Страуд поднялся и вплотную надвинулся на Ника.
— Ты разговаривал с Герольдом? — Вероятно, для уполномоченного гражданской обороны это имело чрезвычайное значение.
— Да, — коротко ответил Ник, не пускаясь в дальнейшие подробности.
— И так с ним подружился, что он вздумал тебя предостеречь? — продолжал Страуд. Недоверие, каким встретил Ника летчик, еще яснее читалось на обветренном лице уполномоченного, рыжие с проседью усы враждебно ощетинились.
— Если вы хотите спросить, принял ли я предложение Герольда, — ответил Ник, — то я его не принял. Однако он спас мне жизнь.
— Раньше ты говорил по-другому, — вмешался Крокер. — Ты освободился сам — и приложил к тому кое-какой труд.
— Герольд указал способ. — Ник говорил сдержанно, однако раздражение, которое вызывал в нем Крокер, могло вот-вот прорваться. — Если бы не он…
— Как же, как же, все так и было. Расскажи-ка им теперь свою сказочку — целиком. И посмотрим, что они подумают!
Хадлетт кивнул.
— Расскажи все с самого начала, Николас.
В присутствии викария и летчика Ник не мог изменить ни слова в своем рассказе, будь даже у него желание. Желания такого не было — с присущим ему упрямством он посчитал, что пусть они выслушают всю правду, а потом решат, поверить ему или прогнать.
Он еще раз подробно описал свои приключения с гой минуты, как увидел Авалона, до встречи с Хадлеттом и
— Ты… ты просто подумал — и достал кинжал? — начал допрос Страуд.
Ник вытащил из-за пояса клинок. Острые кинжалы, которые средневековые бродяги бросили на поляне, уйдя навстречу своей неведомой судьбе, он уже передал Хадлетту и Крокеру.
— У меня есть вот это.
Страуд выхватил кинжал у него из рук, внимательно осмотрел и затем швырнул на каменный пол, так что сталь жалобно зазвенела.
— Вот твой чудесный нож, — проговорил он. — Посмотрим, как ты одной мыслью поднимешь его!
Справедливо, признал Ник. Он повернулся к лезвию. Так, теперь выбросить из головы все постороннее, только кинжал… Он должен достать кинжал… Как он это тогда сделал? Кисть-кисть, которая возьмется за рукоять… потом — рука…
Ник сосредоточился, пытаясь создать необходимый образ. Голова раскалывалась от напряжения, но в воздухе ничего не появилось. Туман, из которого должны были родиться держащие рукоять пальцы, не слушались. Ник отчаянно силился создать эту руку — и никак не мог. Что-то ему мешало, чего не было на поляне, какой-то барьер, о который тщетно билась его воля.
— Не могу. — Сколько времени так прошло, Ник не знал. Здесь, в пещере, что-то сводило на нет все его усилия. — Сейчас не выходит, и все тут.
— Потому что, — Крокер не скрывал торжества, — никогда и не выходило! Я с самого начала знал, что это сказки!
Чья-то рука с силой, до боли, вцепилась Нику в плечо, и его стремительно развернули в другую сторону. Страуд чуть не уткнулся носом ему в лицо.
— Ты продался Герольду! И вернулся за нами. Не в открытую, как Рита, — а тайком, думая втереться в доверие!
Ник попытался увернуться от удара — настолько успешно, что Страуд не сбил его с ног: полуоглушенный, Ник отлетел к стене, но все же не упал. Голова плыла от могучего кулака Страуда, и он смутно осознал, что между ними встал Хадлетт.
— Сэм! — приказал викарий, и уполномоченный гражданской обороны ответил невнятным рычанием, но не сделал попытки оттолкнуть его и вновь наброситься на свою жертву.
— Он продался сам и пришел за нами, — хрипло повторил Страуд. — Вы знаете это, викарий.
— Сэм, у тебя нет оснований так говорить. Ни у кого нет. — Хадлетт обращался не к одному Страуду, а ко всем остальным, которые подступили ближе, словно готовые принять участие в любой расправе, которую бы ни затеял Страуд, и лица их были страшны и безобразны. В душе у Ника зашевелился страх. Он слыхал о том, как порой исступление охватывает толпу — быть может, здесь такой же ужас?
— Послушайте меня внимательно, все, — продолжал Хадлетт. — Это чрезвычайно валено — не только для Николаса и для всех вас, поскольку вы хотите установить то, что вы почитаете за справедливость, но и потому еще, что это может определить наше будущее.