Дзержинский
Шрифт:
И потому так гневно и страстно звучит его речь.
— Теперь борьба грудь с грудью, борьба не на жизнь, а на смерть!.. Наша комиссия вызвана к жизни чрезвычайными обстоятельствами, потому и предлагается отметить это в самом ее названии. Мы должны послать на этот фронт, самый опасный и самый жестокий, решительных, твердых, на все готовых для защиты завоеваний революции товарищей!
Доклад закончен. Дзержинский читает проект постановления. Споров не возникает. Проект утвержден.
В протокол заседания Совета Народных Комиссаров от 7 декабря 1917
«Постановили:
9. Назвать комиссию Всероссийской Чрезвычайной комиссией при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее…
Задачи комиссии: 1) пресекать и ликвидир{овать} все контрревол{юционные} саботажн. попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они ни исходили; 2) предание суду революционного трибун{ала} всех саботажников и контрреволюционеров и выработка' мер борьбы с ними; 3) комиссия ведет только предварительное расследование, поскольку это нужно для пресечения; 4) комиссия раздел{яется} на отделы: {1} информационный, {2} организационный отд{ел} (для организ{ации} борьбы с контр{еволюцией} по всей Рос{сии} и филиальных отд{елов}), {3} отдел борьбы.
Комиссия сконструирует{ся} окон{чательно} завтра. Пока действ{ует} ликвидационная} комис{сия} В. Р. Комитета.
Комис{сии} обрат{ить} в пер{вую} голову вним{ание} на печать, саботаж и т. д. правых с.-р., саботажн{иков} и стачечн{иков}.
Меры — конфискац{ия}, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и т. д.».
— Теперь остается назначить председателя созданной нами Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. Надо бы найти на этот пост хорошего пролетарского якобинца! — С этими словами Ленин посмотрел на Дзержинского. И все головы повернулись в его сторону.
Замечательно сказал Владимир Ильич — нужен якобинец. Как во времена Великой французской революции. Такой же страстный революционер, решительный и непримиримый к врагам народа. Только пролетарский.
И сейчас же было названо имя Феликса Эдмундовича Дзержинского. Назначение состоялось.
Был председатель ВЧК, но не было ни комиссии, ни ее аппарата. Из членов комиссии, утвержденных Совнаркомом на заседании 7 декабря, остались в ВЧК только Петерс, Ксенофонтов и Евсеев. Остальные в ближайшие же дни получили другие назначения. Нужда в кадрах была невероятно велика, и слишком мало было подходящих людей.
Дзержинскому пришлось туго. Все уже были куда-то назначены. Если старый подпольщик давал согласие на работу в ЧК, его приходилось «вырывать» через ЦК. Помогал Свердлов. Неожиданно пришлось столкнуться с трудностями совсем другого рода.
— Понимаешь, — рассказывал Дзержинский Свердлову, — предлагаю товарищу работать вЧК. Старый революционер, вместе в тюрьме сидели. И вдруг он мне заявляет: «Вы знаете, я готов умереть за революцию, но вынюхивать, выслеживать — извините, я на это не способен!» Я — способен, рабочие, подпольщики Петерс, Ксенофонтов, Евсеев способны, а этот интеллигент, видите ли, «не способен»! И не он один так заявляет.
— Рабочие
С помощью ЦК комиссия была скомплектована. Основной ее костяк составляли большевики — активные участники Октябрьской революции, бывшие члены Петроградского военно-революционного комитета.
В поисках помещения для ВЧК Дзержинский пришел в дом, занимаемый ранее петроградским градоначальником. Дверь открыл благообразный бородатый швейцар.
— Могу я видеть товарища Ворошилова? — спросил Дзержинский.
— Так точно-с. Господин-товарищ Ворошилов в кабинете его превосходительства господина градоначальника.
Феликс Эдмундович с любопытством посмотрел на швейцара — этакий осколок империи, — но ничего не сказал и пошел вперед. Швейцар почтительно подсказывал дорогу.
Из-за письменного стола поднялся комиссар Петрограда Климент Ефремович Ворошилов. На эту должность он был назначен Советом Народных Комиссаров 22 ноября
1917 года по предложению Дзержинского, когда решался вопрос о мерах по поддержанию спокойствия и порядка в Петрограде.
— Здравствуйте, Феликс Эдмундович, рад вас видеть, — говорил Ворошилов, и его открытое лицо светилось радушной улыбкой.
— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Антимеков, — отвечал, улыбаясь, Дзержинский.
Ему очень нравился этот луганский слесарь своим открытым характером, чистосердечностью, неизменной жизнерадостностью и удалью, сквозившей во всем его облике и поведении.
— А, не забыли, значит, Антимекова, — уже весело хохотал Ворошилов.
— Вот что, уважаемый градоначальник, то бишь комиссар, — все еще в полушутливом тоне начал Феликс Эдмундович, — давайте работать вместе. Приспособим к нашим нуждам бывшую тюрьму градоначальства, организуем свою пролетарскую охрану.
— Согласен, Феликс Эдмундович, тем более что и помещение бывшего градоначальства наполовину пустует. Сюда не одну, а три ваших комиссии поместить можно, и еще место останется.
— Вот и отлично. А я поставлю вопрос перед ЦК о вводе вас в состав ВЧК. Тогда контакт в работе ВЧК и органов охраны порядка будет и организационно закреплен.
На следующий день в кармане у Ворошилова лежало подписанное Дзержинским удостоверение ВЧК.
Уходя от Ворошилова, Феликс Эдмундович разговорился со швейцаром. Григорий Кириллович Сорокин работал в градоначальстве много лет. На вопрос, почему же он не бросил работу вместе со всеми служащими градоначальства, Сорокин, поглаживая бороду, степенно ответил:
— Как же можно. Кабы я свой пост бросил, весь дом растащили бы. И вам, господа начальники, извиняюсь, сидеть было бы не на чем.