Джагер

Левицкий Андрей Юрьевич

Машина быстро катила по краю площади. Грива старался не приближаться ни к Цитадели, ни к Храму – ну его, лучше от греха подальше держаться. Монахи или бойцы Южного братства разбираться, кто это там едет, не будут – если чересчур к ним приблизиться, откроют огонь без лишних разговоров, да и поминай, как Ирму с Гривой звали.

Зато если на пути случался какой-то бродяга, башмачник с кривой улыбочкой выворачивал руль и гнал машину прямо на него. Последней такой жертвой оказался чумазый мальчишка в лохмотьях. Светлые, почти что соломенные волосы его напомнили

вдруг Ирме ушедшего в поход Вика. Она даже подскочила, едва не перевернув корзину, и крикнула:

– Осторожней, ты!

– А че я? – ответствовал Грива, ухмыляясь. – Это ж ворюга какой-то малолетний, он у нас колесо на ходу хотел снять, мать его…

– Дите чуть не задавил! И не ругайся, ты навроде не знаешь – не люблю я этого!

Мальчишка едва сумел отпрыгнуть из-под колес. Грива для смеху схватил обрез, лежащий на соседнем сиденье, и ребятенок бросился за кучу мусора.

– Да прекрати ты! – закричала Ирма и съездила Гриву натруженной твердой ладонью по шее.

Машина вильнула.

– Да ладно… Э! Хозяйка, эй! – позвал башмачник, не поворачивая головы. – Че это, а?

– Что? – спросила Ирма. – Ты о чем?

– Да вот… Тихо чего так вдруг стало? Слышьте?

– Как же тихо, если мотор гудит?

– Да не, эт понятно, но вот как-то… – Удерживая одной рукой руль, Грива поднял другую, повел в воздухе, и машина вильнула снова.

– Ты держи баранку-то!

И тут на площади стало очень светло. Влажное, хмурое утро мгновенно сменилось ярким солнечным днем.

Ирма и Грива задрали головы. В низком, сплошь затянутом облаками небе образовалась сияющая дыра.

А потом словно неимоверно огромный исполин просунул в дыру длинный огненный палец и ткнул им в площадь впереди. И начал СКРЕСТИ.

Машина как раз миновала Цитадель. Храм был справа, а впереди слева высилось большое здание, давно лишившееся фасадной стены, так что видны были клети комнат. Там никто не жил, никакой бродяга не решался провести в доме даже одну ночь – частые рейды попеременно то клановых бойцов, то вооруженных монахов у кого угодно отшибут охоту обосноваться неподалеку от Храма и Цитадели.

Огненный палец опустился на здание, мгновение его темный силуэт дрожал в волнах жара, а после строение рухнуло, подняв облако пепла.

Столб пламени быстро пополз через площадь – прямо к машине.

Ирма прижала к себе корзину, Грива по-женски взвизгнул, крутанув руль. Автомобиль свернул так резко, что колеса с левой стороны приподняло. Вместо того чтобы выровнять его, башмачник еще сильнее навалился на баранку. Налетев на кучу щебня, машина перевернулась.

Обоих выбросило наружу. Разодрав платье о мелкие камешки, Ирма спиной сползла по крутому склону и попыталась встать, ничего не понимая, широко разевая рот, будто волной вынесенная на берег большая глупая рыба. Столб огня полз прямиком к ней. А Грива улепетывал прочь через площадь.

Женщина всхлипнула и попятилась, наступила на камни и тяжело плюхнулась обратно на щебень. Столб приближался, вокруг него воздух плавился, искрил, мостовая громко

трещала, камни взрывались раскаленными брызгами, волны жара обдавали лицо, и уже начали потрескивать брови, уже от волос пошел легкий дымок, когда кто-то схватил Ирму за руку и тонкий голосок выкрикнул:

– Сюда беги! Тетеха, да что ж ты сидишь здеся?! За мной, за мной давай, дуреха старая!

Рядом стоял давешний светловолосый мальчишка.

– За мной, говорю! – прокричал он и так наподдал Ирме кулаком в бок, что она наконец вскочила.

Женщина все еще не понимала, что происходит, не знала, что ей делать, куда бежать, где прятаться, – но, кажется, ее спаситель все это прекрасно понимал. Оборванец схватил ее за руку и потащил в обход кучи щебня, к которой, оставляя за собой глубокую черную расселину, полную гари и какой-то пузырящейся смрадной жижи, уже почти подобрался огненный столб.

Они побежали к Цитадели, вернее, к воротам в высокой красной стене. Из окон в башнях за происходящим наблюдали перекошенные от страха и удивления лица людей. «Ой ты, Господи… Ой ты, Господи… Ой ты, Господи…» – непрерывно, как заведенная, повторяла Ирма. Она дважды падала, но оборванец заставлял ее подняться и волок дальше.

Они почти успели к распахнутой железной калитке в левой створке ворот, но та захлопнулась перед самым их носом.

– Куда, слышь?! – истошно завопил оборванец, отпустив Ирму и колотя по кованому железу грязными кулаками. – Откройте! Откройте… – Тут он добавил такой заковыристый оборот, характеризовавший как бойцов топливных храмов, так и монахов московского Храма сразу с нескольких сторон, что любого башмачника Ирма за подобные слова отчитывала бы потом до вечера.

Но сейчас ей было не до того. Сердце бешено колотилось в груди, голова кружилась, кровь стучала в ушах, подгибались ноги.

Калитка так и не открылась. Бродяжка что-то еще выкрикнул напоследок и отвернулся от ворот. Огненный столб был совсем близко, жар облизывал лица горячими языками, воздух дрожал, раскаленный прибой бил в стену Цитадели.

– Надо бежать! – крикнул оборванец, дергая Ирму за рукав.

– Не могу, детка! – Всхлипнув, женщина повалилась на колени и ухватилась за едва прикрытые драной тканью костлявые худые плечи. – Не могу, ноги не держат! Старая я!

Дышать стало уже совсем нечем. Оборванец прижался к Ирме, а та прижалась к нему, и волосы на головах обоих приподнялись, треща в потоках жара, который уже начал жечь глаза. Ирма зажмурилась.

Протянувшийся с небес столб дрогнул. Еще несколько мгновений поток огня опускался, лишившись верхней части, будто колонна из пламени, дробясь у основания круговым валом сверкающих огненных брызг, – а затем пропал.

Ирма открыла глаза, часто моргая обгорелыми ресницами. Площадь перед Храмом рассекал уродливый черный шрам, прямой и широкий. Несколько зданий на краю стали кучами пепла, в который обратились древние кирпичи, дерево, даже бетон. И второй шрам появился над головой – в сплошном облачном слое зиял разрыв, а в нем голубело небо.