«Джамп» значит «Прыгай!»
Шрифт:
Бэлла взвизгнула. Из-за тяжелого сукна выглянула физиономия юноши с красивым бледным лицом и белокурыми курчавыми волосами, он улыбнулся, и во рту его засверкали два ряда золотых зубов.
– Ну ты дурак чертов, Юрчик, – разозлилась певица. – А ну, пошел нах… отсюда, уебище ты сраное. Прости Господи мою душу, я из-за этого гребанного мудака опять матюгаться стала.
– А меня в твоих апартаментах едва не пристрелили, – проблеял Юрчик, указав на Барского.
Тот с улыбкой извинения сунул в кобуру свою «беретту» и сказал:
– Пардон, профессиональная привычка. Вы бы тоже поостереглись так шутить, а то недолго ведь и без почки остаться.
– Извините его, это свой,
– А он с вами был вчера вечером?
– Нет, он ко мне присоединился ночью, в третьем часу я его забрала из ночного клуба.
– … где я жутко мучился головной болью и всеми муками неутоленного похмелья, – с улыбкой сообщил Юрчик.
– Тогда у меня к вам вопросов пока нет.
– Чеши отсюда, Юрчик, – попросила его дива. – Дай мне пообщаться с представителем власти. Я в вашем распоряжении, сударь. У меня для вас есть двадцать минут.
– В каких отношениях вы находились с покойным Викентием Солержицким.
Женщина покачала головой.
– «Находились»… «с покойным»… В голове не укладывается. До чего же вы страну довели, граждане-начальнички. Какая мразь могла руку на Викочку поднять? Кого он в чем обижал? Кому этакий котенок мог дорогу перебежать. Он же был святым человеком.
– И насколько же далеко его святость простиралась? – осведомился Барский.
– Ваша пошлая ирония тут неуместна. Да, он был не таким, как другие вульгарные мужики. А чего вы удивляетесь, на вас же противно смотреть, вы за каждой шалашовкой ухлёстываете, ну прям как кобели сучке под хвост носами тыкаетесь. В этом отношении он сохранял мужское достоинство и крайнюю порядочность. Ну а уж чем он там в спальне своей занимался – это его личное половое дело.
– А кому он отдавал предпочтение?
– Не знаю. У него было множество знакомых, почти вся театральная и эстрадная элита, а там охотников до такого дела ну оч-чень много.
– Почему?
– Ну, как вам сказать, ведь путь в эстраду, как и в кино, и в театр, лежит через постель режиссера. Это, так сказать, трамплин. Плата за пропуск на подмостки. А дальше уж сам прыгай как умеешь. А театральный мир – это нечто вроде клоаки для мира обыденного. Ну, как вам объяснить. Розы, которыми вы все восхищаетесь, растут на гавне. Непонятно? Дерьмо, экскременты, какашки… Приходит этакая девочка-красавица, вся из себя такая инженюшная, такая возвышенная, в этот волшебный мир, и хочется ей творить, и восхищать собой других, и душу всю отдать, сгореть заживо на алтаре искусства, а ей говорят: деточка, а что вы знаете об оральном сексе и не хотите ли вы, так сказать, нас обслужить, прямо здесь? Уверен, что роль у вас станет поручаться гораздо лучше. И это, кстати, вполне согласуется с основными положениями системы Станиславского о том, что актер не должен вгонять себя в нужное состояние, а лишь изображать чувства, страсти, страдания. «Любите не себя в искусстве, а искусство в себе…» Короче, сцена, эстрада, шоу-бизнес – это весьма суровая школа жизни для мальчиков и девочек.
– А в каких отношениях были с…
– С Викой? Как вам сказать? Мы с ним были ну… чем-то вроде подруг. Я к нему не относилась как к мужчине. Он на этом и не настаивал. С ним было легко. С ним можно было поговорить о чем угодно, даже на самую интимную тему. Стилист – он же, как врач. Ему поверяешь все. А он определяет, согласуется ли твой поступок, с избранным тобой стилем поведения или же работает против имиджа. Надо ли какой-либо твой недостаток удалять либо его стоит акцентировать. Он, допустим, убедил меня начать носить миниюбки, хотя я всю жизнь проходила в длинных платьях. Он заявил,
– Вам правду или официальную версию?
– И то и другое.
– По официальной версии он врезался в бордюр ограждения набережной, управляя машиной в нетрезвом состоянии. Однако я на его теле обнаружил следы очень нехороших уколов.
– Глупости это все. Он не пил и не кололся. Вика признавал единственный вид кайфа – любовный, да немножечко нюхал кокаин. Принципы у него в этом отношении были твердыми.
– Я не сказал, что это были уколы наркотиков. – возразил Барский. – Нехорошие следы – означает, что они находились в местах, куда не мог достать он сам, несколько следов очень толстой иглой в мышечную ткань: это все говорит отнюдь не о наркомании.
– А о чем же?
– На западе сейчас развивается новое направление пыточного дела – пытки с применением химических препаратов.
– Бог мой, ужас-то какой? И вы думаете, что его перед смертью пытали?
– И довольно безжалостно. Затем накачали водкой и, вколов немного героина, направили машину на набережную.
– Для чего вы мне всё это рассказываете?
– Для того, чтобы вы мне сказали – кто был режиссером у Вики.
– Режиссером?
– Ну да. Кто выталкивал его на столичную арену, был его трамплином.
– Не знаю. Впрочем, для вас узнать это будет несложно. Покопайтесь в его биографии. Еще вопросы есть?
– Вы вчера виделись с ним?
– Да, на презентации нового дамского журнала.
– И вместе уехали к нему?
– Вы неплохо осведомлены, – заметила певица, искоса глянув на него.
– Это видела вся публика на презентации. В связи с чем произошло это бегство?
– Ну, при чем здесь бегство… Мне потребовалось срочно посоветоваться с ним.
– На тему?
– Послушайте, существуют темы… А, черт с вами, вы эту тему видели – Юрчик. Я думаю, что у меня это серьезно, может быть, в последний раз. А Вика уверял, что от этого может серьезно пострадать мой имидж.
– А он был не дурак, этот ваш Вика, – согласился Барский. – Куда он собирался ехать потом, после беседы с вами?
– Понятия не имею. Знаю лишь, что когда я была у него, к нему приехал кто-то из его знакомых. Я сидела спиной к ширме и не видела.
– Мне конечно очень жаль, что я вас потревожил, – сказал Барский, поднимаясь. – Однако я хотел бы уточнить, что я – как раз тот человек, который хочет раскрыть это преступление. После меня могут прийти другие – которые захотят похоронить все его следы. Искренне советую вам с ними не встречаться. Лучше всего сегодня же уезжайте за границу или на какие-нибудь гастроли. Будем надеяться, что память о безвременно погибшем стилисте-визажисте не особенно долго будет вас тревожить.