Джандар с Каллисто
Шрифт:
– Ты жив?
– спросила девушка, и я с благодарностью вспомнил Коджу, научившего меня танаторскому языку.
– Жив, - начал я, пытаясь сесть. Тут я почувствовал сильную боль и, тяжело дыша, замолк на мгновение.
– Но интересно, из одного ли я куска. Сейчас посмотрим.
Что-то, вероятно, клык вастодона, рассекло мне лоб, на одной руке глубокий порез от запястья до локтя. Из раны на лбу, всего лишь пореза, обильно текла кровь. Кости целы, и вообще я легко отделался.
А что касается вастодона, то он лежал на поляне мертвый, в луже пурпурной крови. Эта удача от меня почти не зависела: собственная инерция загнала копье глубоко внутрь зверя, пробив ему сердце. По чистой случайности когда зверь сам себя насадил
Девушка помогла мне встать. Порезы на теле горели, сильно болела голова, страшно ныла пораненная рука, я был потрясен, меня тошнило. Но в целом все было в порядке.
Девушка с любопытством смотрела на меня.
– Ты ведь не ку тад! И не занадарец. Откуда же ты?
– Я...
– начал я и замолк. Зачем усложнять ситуацию рассказом о моем рождении на далеком мире? Коджа ни разу не спрашивал меня о моем происхождении; подобно всем своим соплеменникам, он был флегматичен и равнодушен, любопытство - свойство обезьян и людей. А воины ятуны не люди и не обезьяны, они совершенно не любопытны.
– Я из далекой страны, - наконец запинаясь ответил я.
– Меня зовут Джонатан Дарк.
Она сморщилась, услышав необычные звуки.
– Джонна... джан... дар?
– Джандар, - сказал я, принимая имя, данное мне моим другом Коджей.
– А я Дарлуна, из народа ку тад, принцесса Шондакора, - гордо сказала она. Я не представлял себе, как на Танаторе нужно себя вести с представителями местной аристократии. Поэтому слегка поклонился, что, казалось, встретило ее одобрение.
Убедившись, что со мной все в порядке, принцесса смотрела на меня с холодной отчужденностью. Я вспомнил, что в племени ятун кланы непрерывно воюют друг с другом. Может, это справедливо и для человеческих обитателей Танатора. (Вскоре я узнал, что так оно и есть.
– Дж.Д.). Если так, то эта прелестная красавица может оказаться врагом.
– Никогда не видела, чтобы вастодона убивали так неуклюже, - сказала она.
– Какая разница, если вастодон все же убит?
– был мой ответ. Она, ни слова не говоря, отвернулась от меня и принялась собирать разбросанные копья. Достала кинжал, по-прежнему торчавший в груди вастодона. Я промыл раны водой из фляжки, которая лежала в мешке, и попытался перевязать их куском чистой ткани, но одной рукой это сделать было трудно.
Мне пришло в голову, что принцесса вполне могла бы очистить и перевязать мои раны. В конце концов я получил их, спасая ее жизнь.
Подойдя к ней, я спросил:
– Не поможешь ли?
В ее изумрудных глазах блеснуло пренебрежение. Не сознавая этого, я дважды нарушил танаторский кодекс чести. В народе Дарлуны считалось вежливым для воина возражать, когда его хвалили за храбрость. Когда она заявила, что я убил вастодона неуклюже, мне следовало серьезно согласиться с нею. И воин не считается мужественным, если перевязывает и лечит свои раны. В этом отношении ку тад похожи на соплеменников Коджи.
Однако принцесса не отказалась и молча принялась перевязывать мои раны. Я понимал, что между нами пропасть, но не знал, как ее преодолеть. Дарлуна не могла знать, насколько я не осведомлен об обычаях четырех танаторских рас, поэтому ее нельзя винить в том, что она сочла меня деревенщиной.
Она наклонилась, перевязывая рану, и тут глаза ее расширились с выражением крайнего недоверия, и она резко отшатнулась от меня. Я не понимал, что оттолкнуло ее; взглянув вниз, я заметил, что кабаньи клыки вастодона разорвали мою кожаную куртку, обнажив грудь с зелеными, черными и красными символами "имущества", которые означали, что я принадлежу воину ятуну.
Я понял все гораздо позже. Испытанный ею шок был не просто отвращением аристократа к рабу или недавнему рабу ятунов, а вызывался подозрением, что я предатель. Ятуны иногда берут себе в слуги представителей человеческой расы, хотя во время
А в следующий момент уже было поздно.
Листва разошлась, и на поляну вышел десяток ятунов. Возглавлял отряд соперник и враг Коджи Гамчан. Если когда-нибудь мне и удавалось разглядеть выражение на немой маске артропода, то именно в этот раз. Ибо Гамчан ухмылялся маслянисто, злорадно и самодовольно. Не могу сказать, как неподвижная маска может передать такое выражение. Может, это просто телепатия. Но он ухмылялся, и отвратительно.
Как только он узнал, что меня нет в лагере, тут же пустился по моему следу. Коджа имел полное право освободить меня, если хотел, хотя его мотивы при этом оставались непостижимыми для его соплеменников. Но Гамчан, в свою очередь, имел полное право преследовать меня и, если удастся, захватить и сделать своим имуществом. И, несмотря на свои прежние замечания, именно с этой целью он выступил с группой младших воинов. Если бы он сумел меня захватить, это нанесло бы большой удар по престижу Коджи. А теперь ему не только удалось это, но он захватил и еще добычу. Неудивительно, что Гамчан был доволен.
Что касается меня, то я с радостью добровольно стал бы его имуществом, только бы он не произносил следующих слов.
Нельзя себе представить более ужасной фразы.
– Прекрасно сделано, Джандар, - сказал он.
– Из самки выйдет отличное имущество.
Сердце мое упало, и не потому, что я снова пленник. Если бы вы видели выражение ледяного отвращения и крайнего презрения, какое появилось на лице принцессы ку тад, вы поняли бы мое угнетенное состояние.
Она взглянула на меня холодными презрительными глазами и отвернулась. Она понимала тщетность сопротивления такому количеству воинов и в холодном молчании позволила связать себе руки и привязать себя к таптору.
Я был окружен обнаженными мечами, мое собственное оружие лежало в нескольких ярдах. И я был так поражен неожиданным появлением Гамчана, что застыл на месте, иначе я бы, несомненно, бросился на воинов. Но прежде чем я пошевелился, на меня упало лассо, затянулось, и руки у меня оказались прижаты к бокам.
Несомненно, отсутствие сопротивления только укрепило Дарлуну в ее мнении обо мне.
Так я вторично стал собственностью вождя ятунов.
К вечеру отряд Гамчана догнал основную часть клана и соединился с ней. Племя передвигалось в строгом иерархическом порядке, и место Гамчана находилось непосредственно за Коджей. Так Гамчан оказался способен похвастаться своими двумя ценными приобретениями прямо под носом у Коджи, если бы у него был нос.
Коджа никак не отреагировал на мое повторное пленение. Он не пытался поговорить со мной, хотя я уверен, что он сожалел, что я не смог бежать, сожалел настолько, насколько способен воин ятун. У ятунов своеобразная грубая фаталистическая философия, которую можно свести к их выражению "ва лу рокка" - "так суждено". Для них будущее предопределено в мрачном кальвинистском смысле. Ни удача, ни доблесть, ни мастерство не в состоянии предотвратить грядущую катастрофу.
Я думаю, с этой пессимистичной верой в "ва лу рокка" Коджа наблюдал мое присутствие в свите Гамчана. И я знал, что больше ни на какую помощь с его стороны я рассчитывать не могу, каким бы ни был его "ухорц". Этот фатализм пронизывает всю ятунскую цивилизацию и, вероятно, отчасти объясняет, почему они с таким равнодушием смотрят на раненого товарища. Если ему суждено умереть, он умрет. Если нет, будет жить. Каков бы ни был исход, "ва лу рокка".