Джанки. Исповедь неисправимого наркомана
Шрифт:
Я сказал, что буду давать показания. «Трубка» был тут как тут:
– Билл сегодня себя неважно чувствует. Может немного героина его взбодрит?
– Может быть, – огрызнулся я.
Он стал задавать мне вопросы порой настолько тупые, что я ушам своим не верил. Настоящий полицейский нюх у него напрочь отсутствовал. Совершенно не понимал, что важно, а что нет.
– Кто ваши поставщики в Техасе?
– Никто, – это было правдой.
– Хотите увидеть свою жену за решеткой?
Я утер носовым платком пот с лица.
– Нет, не хочу.
– Ну так она туда и отправится. Она употребляла бензедрин.
– А-а, неписаный закон…
– Я спрашиваю, зарегистрирован ли брак официально?
– Нет.
– Вы изучали психиатрию?
– Что?
– Я спрашиваю, вы изучали психиатрию?
Он уже успел прочитать письма моего друга-психиатра, как наверняка и остальные; все мои старые письма, которые он уволок с собой после обыска.
– Да нет, не изучал, это вроде хобби, если можно так выразиться.
– Какие-то странные у вас хобби.
Мортон откинулся на спинку стула и откровенно зевнул. Неожиданно «трубка» сжал кулак и стукнул себя в грудь:
– Я – полицейский, понятно? И вокруг меня сплошь одни полицейские, мои партнеры. Твой бизнес – наркотики. И ежу понятно, что ты знаешь кучу людей в своём деле. И такими, как ты, мы занимаемся не раз в месяц, а валандаемся каждый день. И ты работаешь не один. У тебя люди в Нью-Йорке, Техасе, здесь
– в Новом Орлеане. Теперь, думаю, у тебя в мозгах кое-что отложилось? Достаточно для чего-то существенного?
– Я думаю, если этот фермер не заговорит, мы отправим его фермерствовать и дальше, в «Анголу», – процедил Мортон.
– А как насчёт автомобильной шайки? – спросил «трубка», неизвестно к кому обращаясь, дефилируя по комнате за моей спиной.
– Какой ещё шайки? – я был просто ошарашен этим вопросом. Потом уже я вспомнил про письмо пятилетней давности, где вскользь упоминалось об угнаных машинах. «Трубка» с завидным упорством гнул своё дальше, утирая потный лоб и, горделиво вышагивал по комнате. Неожиданно, Мортон резко его оборвал:
– Как я понял, мистер Ли, свою вину вы готовы признать, никого больше не впутывая. Точная формулировка?
– Совершенно верно, – поддакнул я, и он с чувством глубокого удовлетворения затянулся сигарой.
– Ладно, на сегодня хватит. Сколько их там ещё?
В дверь просунулась голова фараона:
– Человек пять.
Мортона аж передернуло:
– Времени нет. Мне к часу нужно быть в суде. Запускайте сразу всех. Оставшиеся вошли и выстроились перед столом. Мортон спешно перелистывал бумаги. Взглянул на Маккарти и повернулся к молодому агенту с кондовым ежиком на голове:
– Нашли у него что-нибудь?
Тот усмехнулся, покачал головой и приподнял ногу:
– Видишь это, засранец? – спросил он Маккарти. – Так бы и сунул тебе в глотку, да поглубже.
– Я и не балуюсь этим дерьмом, мистер Мортон, – залепетал Маккарти, – потому что в колонию не хочу попасть.
– А какого чёрта ты тогда забыл на углу с этими джанки?
– Так просто мимо шёл. Регалил я, мистер Мортон (имелось в виду «Королевское пиво»; термин сугубо новоорлеанского происхождения, можно – рыгалил). Регалю, как только случай представится. Вот, смотрите, – и он вытащил из кармана несколько карточек, демонстрируя всем рядом стоящим, словно заправский иллюзионист, проделывающий
– Я официантом работаю, вот мое профсоюзное удостоверение. Я с этого уикэнда в «Рузвельте», можете заходить, если что. Там же из-за всего этого договор расторгнут, а я там пока ещё на птичьих правах. Срок ведь истек. Будет просто здорово, мужики, если вы меня отпустите.
Он приблизился к Мортону и выставил ладонь, как на паперти:
– Всего дайм на трамвай, мистер Мортон.
– Уноси свою чёртову задницу отсюда, – рявкнул Мортон, шлепнув в его руку монету.
– В следующий раз возьмем, – хором завопили агенты, но Маккарти успел выскочит за дверь в счастливом неведении. «Ежик» ухмыльнулся: – Бьюсь об заклад, он уже успел пересчитать все ступеньки.
Мортон собрал свои бумаги и положил в портфель:
– Извините, но больше сегодня ваши заявления рассматривать не смогу.
– Я пошлю за фургоном, – подытожил «трубка». – Отвезем их в Третий, пусть остынут чуток.
В Третьем нас с Коулом отрядили в номер на двоих. Я растянулся на скамье. Тупо саднило в легких. У всех ломки начинаются по-разному. Существует масса вариантов первичного недомогания. Одни больше всего страдают от поноса и рвоты. Астматики с узкой впалой грудью подвержены бешеным приступам чиха, задыхаются от соплей, глаза застилают слезы, иногда спазмы в бронхах перекрывают дыхалку. Для меня наихудшим было пониженное кровяное давление вкупе с постоянным обезвоживанием организма, всеподавляющая слабость, как при шоке. Такое впечатление, что жизненная энергия перестала поступать в тело, и все твои клеточки корчатся в удушье. Завалившись на скамью, я ощутил себя также, как если бы распался на груду костей.
Мы пробыли в Третьем участке около трех часов, а потом легавые запихнули нас снова в фургон и отвезли в окружную тюрьму, по совершенно непонятной для меня причине. Там нас встретил «Трубка» и снова перепроводил в Федеральное управление.
Безликий средних лет чиновник заявил мне, что он – глава новоорлеанского ведомства. Не хочу ли я дать показания?
– Да, – отвечаю. – Только вы сами всё напишете, а с меня подпись.
Его лицо было не то чтобы бессмысленным или невыразительным. Оно просто отсутствовало. Единственная деталь этой физиономии, которую я в состоянии вспомнить – это очки… вызвал стенографистку и приготовился диктовать. Развернувшись к «трубке», взгромоздившемуся на стол, поинтересовался, хочет ли он вставить в показания какие-нибудь особые поправки. «Трубка» отмахнулся:
– Ой, нет, это целая история.
Верховный чинуша, казалось, задумался:
– Подождите минуту, – говорит.
Прошел вместе с «трубкой» в другую комнату. Вернувшись через несколько минут чинуша приступил к «своим» показаниям. В них говорилось о том, что в моем доме хранились марихуана и героин. Спросил, как ко мне попадал героин. Я сказал, что покупал на углу Биржи и Канала у анонимного уличного барыги.
– И что вы делали потом?
– Ехал домой.
– На своей машине?
Я уловил, к чему он клонит, но сил сказать: «Я передумал, никаких показаний», – не было. Кроме того, меня пугала перспектива провести с ломкой ещё один день в участке. В общем, я сказал «да».