Джедай почти не виден

Федина Юлия Сергеевна

— Детали? — чуть поубавил наглости лорд.

— Политические? Не существенны.

— То есть на возрождении республики не настаиваете?

— Не важно, какого цвета кошка, лишь бы мышей ловила.

Полковник становился все более безмятежен, тогда как его собеседник начинал волноваться.

— Понимаете, лорд, ваша цель — максимально возможное в настоящих условиях благополучие максимально большего числа жителей вашего мира. Какими инструментами этого проще добиться, решим по ходу дела. Естественно, методы в стиле «Звезды смерти» едва ли смогут сделать людей счастливее. Вы

же не будете резать колбаску своим мечом, верно? И не потому что он плох. Просто кухонным ножом это делать удобнее. Даже одно и то же дело каждый делает по-своему: сражаться вам удобнее мечом, а мне с руки АКМ. Инструмент должен быть по плечу.

Лорд едва заметно провел рукой по висящему на поясе мечу. Его присутствие придавало уверенности.

— У нас принято более серьезное отношение к выбору формы правления; — все-таки привыкший к маске Дарт Вейдер плохо контролировал мимику лица: он был явно растерян.

— А кто говорит о несерьезности? Просто есть цель и есть средство. В моем родном языке есть устойчивое выражение «любить Родину», но нет «любить государство». При этом под родиной понимают землю, на которой живешь, и людей, которые живут вместе с тобой.

— Угу, а случись что, за помощью побежите именно к государству.

— Естественно. Но разве любят за что-то? Если мое государство защищает меня, платит мне пенсию, дает работу, то я его люблю, а если у него почему-то не получилось этого сделать — прошла любовь, завяли помидоры? Или тут несколько иное: земледелец любит землю, а не трактор, врач гордится исцеленными больными, а не скальпелем, наставник привязан к ученикам, а не к наглядным пособиям. Так вот, глобус, скальпель, трактор — это инструменты, машины, как и государство. Его не столько любить надо, сколько беречь, вовремя ремонтировать, не доверять чужому, если надо — защищать или менять узлы и механизмы. Как-то так.

— Тысячи и тысячи жизни отдали кто за республику, кто — наоборот, — неожиданно сердито процедил сквозь зубы Вейдер.

Андрей Сергеевич вопросительно покосился на полковника. Васькин кивнул — словно эстафетную палочку передал.

— Вам ведь до этих тысяч дела нет. Вы про жену вспомнили?

Вопрос прозвучал почти ласково. Только лицо лорда дернулось, словно с незажившей раны сорвали повязку. Ответа не последовало. Но на казавшегося тенью главного землянина пузатого умника в очках просто обрушился тяжелый, почти ненавидящий взгляд.

— Она умерла за свои идеалы. А за что готовы умереть вы, Дарт Вейдер?

— Что вы имеете в виду? — ситх уже справился с волной ярости и почти сумел улыбнуться.

— Вы же не макроэкономическими показателями заниматься станете. Ваши функции — военно-полицейскими будут. Брать в руки оружие достойно, если делаешь это за веру, царя, отечество, други своя или бабу с ребятишками. Ваш мотив?

Вместо ответа с двери сорвало массивную металлическую ручку, которая зависла в воздухе перед носом толстяка, потом неестественно вытянулась, нарочито медленно завязалась в сложный узел, а потом резко скомкалась, словно зажатый в кулак кусок картона, и со звоном отлетела в дальний угол комнаты.

Андрей Сергеевич и бровью не повел.

— Вера

отпадает: ни в Бога, ни в черта вы не верите. С императором отношения явно не сложились. Отечество? Галактика слишком большая и пестрая, чтобы считать ее домом… Друзья? Были. Но кто умер, кто предал, кто из друга превратился во владыку. Впрочем, вторые и третьи тоже умерли. На этом счету — опять ноль. Судя по костюму, баба вам лет двадцать не нужна. Дети имеются. И вы их даже любите. Но воспитывали их не вы, и теперь непонятно, что с ними делать.

Готовая разорваться вулканической бомбой ярость вдруг сдулась.

— Больно? — все-таки некоторое облегчение проскользнуло в голосе землянина. — Это хорошо, если больно. Болит, значит есть. Если есть потребность продолжить разговор, я зайду к вам вечером. Хорошо?

Не ожидая ответа, земляне вышли. А Дарт Вейдер который час меряет шагами крохотную гостиную с видом на елку и фонарь.

«Если болит, значит есть»….

Сила позволяет ему чувствовать приближение любого живого существа за сотни метров, но совсем не бесшумные шаги очкарика заставили ситха вздрогнуть, когда землянин уже стоял за спиной.

— Я могу войти?

— Да.

Они опять опустились в мягкие кресла у низенького столика. Только теперь друг напротив друга. Глаза в глаза.

— На улице вьюга не унимается. От соседнего корпуса дошел, а словно полюс штурмовал.

Гость суетливо начал расправлять чуть влажные от тающего снега складки одежды.

— Вы психолог?

— Не совсем. Я — философ. Немного богослов, хотя и без сана. И диплом психолога у меня есть. Впрочем, вы правы, в группе я выполяю обязанности последнего.

— Тест на стрессоустойчивость пройден? — лорд выразительно посмотрел на все еще лежащий в углу кусок смятого металла.

— Возможно. Только это был тест на наличие души.

— В смысле?

— Васькин не хочет быть третьим, кто прыгнет на одни и те же грабли. Сперва джедаи в открытую, потом Дарт Сидиус втихую использовали вашу силу, относя то, что было у вас за душой, к погрешности, которой можно пренебречь. Результат как-то не очень.

— Только не надо про мои особенно ценные личные качества, ладно? То, что самым ценным во мне был приглянувшийся техотделу костюм жизнеобеспечения, я понял.

— Хорошо. Тем более, гордыней и самолюбованием по поводу собственной исключительности вы уже травились. Давайте по чашечке чаю, а я покуда помиссионерствую маленько?

— Валяйте, — не стал возражать ситх. В конце концов, вот таких неспешных разговоров не о деле, у него не было уже очень давно. Даже пускай это будет экзотическая вера землян.

— Мы верим, что возникновение нашей вселенной — не случайность и не вполне детерминизм причин-следствий. Когда мира не было, что могло послужить причиной его зарождения? Только осознанная воля желающего его создания личностно определенного Абсолюта. Бог создал мир с любовью. С любовью передал его людям. Но людям свойственно нетерпение. Взяв то, к чему они оказались не готовы, они, казалось, безвозвратно разрушили гармонию прекрасного мира… И вот уже две тысячи лет добрая воля человека и Бога восстанавливают разрушенное.