Джедай почти не виден
Шрифт:
— Вот тебе и непримиримая Ратти… Я даже не знаю. Если ты сейчас скажешь, что и ситх не издох…
— Скажу, подруга. Только ты в космические партизаны не подавайся, ладно?
— Не дождетесь. Я возьму твою рыбу, Соло. Я так понимаю, ты мне регулярно такие подарки делать собираешься?
— Да.
— Отлично. Все беру. Только имей в виду, я за полученное заплачу справедливую цену. Только не тебе, а ограбленному и порабощённому народу Амма! Ибо есть еще истинная солидарность в галактике.
— Дело твое. Только зачем осьминогам уголь?
— Какой песок?
— Обыкновенный кварцевый. Понимаешь, когда Пиетт с Окасой капитуляцию Амма принимали, ну, и про репарации договаривались, то глумились над осьминогами по-черному. За все собственные унижения последнего года отыгрались. Ну вот, когда о бесплатных поставках говорили, объемы для независимого Татуина оговаривали отдельно. И когда аммы тихо заикнулись, далековато, мол, на край галактики за свой счет возить, хоть на горючку скидку сделайте, Окаса выразил готовность платить, но исключительно песком.
— А аммы за эту идею всеми семью руками ухватились, — заливисто захохотала Канди. — Вы реально не в курсе, из чего жемчуг получается?
— Надули, значит? — расхохотался Соло вслед.
— Ладно, развлек. А у меня для тебя тоже подарок имеется. Тут пара имперских, в смысле ваших истребителей крутилась, да с управлением в метеоритном потоке не справились. Машины — в хлам. Пилотов наши патрульные подобрали. Сперва думали расстрелять, уж больно нагло про возрождение имперского флота врали. Только потом передумали, мараться неохота. Так что можешь забирать. Нужны?
— Нужны. Сама же сказала — наши. А я своих не бросаю.
— Ты не слишком широко стал трактовать понятие «свой-чужой», Соло?
— В рамках общегалактической солидарности, когда чужих не бывает. Ни бед, ни людей. Только ты права: куча народа придерживается гораздо более традиционалистских взглядов. Адмирал Пиетт без врагов скучает, например. Так что ты поаккуратнее с его патрулями, подруга.
Глава пятнадцатая
В день возвращения флота на Корускант личные покои Дарта Вейдера в бывшем Храме джедаев, затем — здание Сената
Из открытого окна слышно, как штурмовики в парке осваивают гитару. Надо же, у давшего свой генетический материал для создания армии клонов охотника за головами Фетта слух имелся, да и голос ничего.
… Не верь, что на коленях Корускант,
Стенает сердце.
Мы приклонились лишь на миг:
Шнуруем берцы!
[4]
— Что-нибудь из репертуара Казака?
— Да. Только там было не про Лос Джадос, а про Одессу. О их последней еще толком не закончившейся войне.
— Ты переводила?
— Да. А как
— Хорошо получилось. В тему.
Вейдер блаженно развалился в кресле. Ишме опустилась рядом.
— Устал?
— В общем, нет. Вот только с ведром на голове ходить надоело. Но пока этот костюмчик — практически единственный символ силы и порядка в галактике, с которым вынуждены считаться все. И пока реальной силы у нас маловато, придётся ходить на работу в нем. А ты что делала?
— Тебя ждала.
— И только? На диване перед проектором, что ли?
— Почти. Переводила в наш формат земные фильмы. Ты не представляешь, какой бешеной популярностью сейчас пользуется кино. Вымышленные истории далекого мира оказались интересней и новостей, и спорта.
— Это здесь безумных гонок с Татуина не показывают. Ну и что тут народ смотрит?
Дарт Вейдер протянул руку, и в нее влетел лежавший перед проектором диск «Звездных войн».
— Нет, это в широком прокате не идет. Для себя смотрела. Я почти ничего о тебе не знаю… Прости.
— За что? Я это, правда, толком без перевода, с примитивными субтитрами еще на Земле смотрел. Хотел понять, за кого меня там принимают. Ну так, по сути — все верно. Если от кучи просто чудовищных бытовых ляпов абстрагироваться.
— Ты ее любишь?
— Да, наверное. Хотя, едва ли смогу простить.
— За что?
— Не знаю. Наверное, я опять не прав. И она смогла бы стать хорошей матерью. Но я видел слишком много молодых матерей в слишком многих «горячих точках». У них были гораздо более серьезные основания для смерти, чем задуривший муж или смена политического режима в стране. Но они жили вопреки всему. Ради детей.
— Может, на корабле сенатора Органы просто кибер-медик барахлил?
— Может быть. Но, похоже, Йода был прав: не нужно нам с ней было… Мы — слишком одинаковые, чтобы быть вместе.
— Слушай, по поводу ляпов: я не поняла, — решила увести разговор с тяжелой темы Ишме: — Там они года считать начали с битвы при Явине. Это как? Она же всего лет шесть назад была.
— Уже почти семь.
— Значит, сейчас мог быть седьмой год? А как же то, что было раньше? Например, мне двадцать восемь. И в каком же году я родилась?
— Ну…. Получается в минус двадцать первом. Или скорее, в двадцать первом до битвы при Явине. А я соответственно — в сорок первом. Или… в сороковом? Нет, нулевого года же, наверное, не было, значит…
— Стой, стой, стой! Я в двадцать первом, а ты в сороковом? Я что раньше тебя родилась?
— Нет. Там же обратный отсчет получается. Чем раньше, тем больше дата. Как с отрицательными числами.
Про то, что числа бывают отрицательные, в хореографическом училище не рассказывали. Поэтому Дарту Вейдеру пришлось чертить числовую прямую и объяснять по рисунку. Ишме вроде бы поняла, но с таким способом летоисчисления не согласилась категорически.
— Если всяк, кому не лень, с себя любимого время отсчитывать начнет, это что ж будет-то?!