Джек-потрошитель с Крещатика. Пятый провал
Шрифт:
– Прошу вас, – Даша жестом предложила ему присесть, заметив краем глаза, как Кылына равнодушно отвернулась от них, а все девицы из дамского оркестра принялись горячо перешептываться, обсуждая закончившийся любовный спектакль с участием жестокосердной Коко Мерсье.
Профессор бережно поставил на стол свою чашку.
– Я вас искал. Вы, насколько мне известно, дружны с Михаилом Александровичем Врубелем, но еще не виделись с ним после печальных событий, – он говорил обтекаемо. – Так случилось, что я присутствовал при визите несчастного отца господина Врубеля к профессору Прахову и, должен сказать, был потрясен. Позвольте обойтись без поэтизмов… Случившееся – весьма опасные признаки безумия, неумолимо надвигающегося на вашего друга. В моей практике часто
– Так вы считаете, что Мише грозит смертельная опасность? – нетерпеливо уточнила Даша.
– Я тревожусь не только о нем… Прежде всего я хочу вас заверить, что, рассказывая небылицы, Михаил Александрович не лжет и его слова ни в коем случае нельзя воспринимать как обман или нелепую попытку занять денег. Не сомневайтесь, ваш друг совершенно искренне пережил горе неожиданной смерти отца, о которой его никто не извещал, кроме расстроенного воображения. Он действительно поехал его хоронить… но доехал ли до Харькова или вышел раньше на какой-нибудь станции – нам неизвестно. Мы лишь знаем, что он уже вернулся и ничего не рассказывает нам о своей поездке. Он ничего не помнит!
– Ну, так пропишите ему бром от душевной хандры. Почему нам с сестрой следует знать все это? К чему вы клоните, профессор? – насупилась Даша.
– Мы не знаем, где он был эти два дня и что делал, – с нажимом повторил профессор. – И сам он не знает… И если бы мы были не в Киеве, а, к примеру, в городе Лондоне, многие могли бы заподозрить нечто весьма нехорошее… Например, что именно ваш общий друг – печально известный Джек-потрошитель.
– Это с какого еще прибабаха? – возмутилась Землепотрясная Чуб.
Акнир сохранила привычное хладнокровие. Было совершенно не ясно, с какими чувствами она приняла противоречивый диагноз профессора.
– О, я могу назвать много причин… – сказал Сикорский. – Во-первых, известно, что лондонский убийца прекрасно разбирается в анатомии, а подобными знаниями обладает хирург… или художник, который по роду деятельности тоже изучал анатомию. Некоторые живописцы специально ходят в анатомический театр. Во-вторых, ни для кого из его друзей не секрет, что он, уж простите мою прямоту, посещает женщин подобного рода. В-третьих, вы видели последние работы Михаила Александровича? Занятная техника, образы людей словно собраны из фрагментов, как панно из мозаики или отдельных частей тела… Ну, и последнее – самое худшее. История с отцом – не единственный тревожный симптом. Профессор Прахов рассказал мне, что Врубель безжалостно уничтожает свои работы…
– Ну и что с того? Если работа неудачная… – Даша вдруг вспомнила суд над Менделем Бейлисом, в процессе которого именно профессор психиатрии Сикорский признал убийство отрока Андрея Ющинского ритуальным. И жестоко ошибся!
Но в данный момент она обвинила его преждевременно:
– Повторюсь. В таком состоянии человек вполне искренне, вполне реально переживает то, что создает его больное воображение. Он не отличает реальность от вымысла… он постоянно убивает свои работы… и если однажды он напишет ваш портрет, а потом решит, что работа не слишком удачная… я не знаю, кого именно он уничтожит, вас или свое полотно! Естественно, мое сравнение с Потрошителем – пустое. Он там, а Михаил Александрович здесь. Но опасность, о которой я говорю – реальная!
«…реальная»
«…посещает женщин подобного рода»
Толчком из глубин памяти выплыло то, чему она совершенно
И не только она?
«Милой Нине от М. В.»… От Михаила Врубеля?
Даша представила Мишу, перебиравшего органы, печень, селезенку и почки, с таким же восторгом, с каким он складывал в картины ее блестящие камушки… Возможно ли это? Не уличный «свободный художник» с бритвой в кармане, а гениальный художник, который сходит с ума?
– Но если бы… если бы Врубель убил кого-то… он знал бы об этом? – неуверенно спросила она.
– Скорее всего, нет, – сказал профессор. – Характерная особенность таких случаев – человек почти никогда не помнит, что с ним было, куда он ездил и что там делал, когда возвращается к себе домой. Скорее всего, он позабыл бы это, как и свою поездку в Харьков, или посчитал это просто фантазией, дурным сном.
– Какое невыносимое омерзение слушать вас, не уважаемый мной профессор! – внезапно и громко объявил женский голос. Даша с удивлением посмотрела на даму с соседнего столика, молодую, в пиджаке мужского покроя. – Все, все в медицинских кругах судачат об этих мерзких убийствах, и никто не скажет правду! – Дама была коротко стриженной, что в 1888 году само по себе говорило о многом – суфражистка, притом убежденная! И даже перо на ее маленькой шляпе стояло гордо и вертикально, как «фак». – Но, если бы вы спросили меня, я бы обвинила не бедного больного человека, о котором у вас идет речь… – Даму ничуть не волновало, что ее никто не спрашивал. – Я могу доказать, что человека вроде Джека у нас считают нормальным. Посчитают, как только узнают его профессию…
– Хирург? – с любопытством предположила Даша.
– Джек-потрошитель – психиатр! – дама встала, приподняла черный зонтик и указала им на профессора психиатрии Сикорского. – Вы знаете, что объединяет все убийства, которые Потрошителю удалось довести до конца? У всех женщин была вырезана матка. Да, я говорю это слово вслух! – объявила она и обвела грозным взором небольшую аудиторию циркового буфета. – А вам известно, что в Англии женщинам, обвиненным в истерии, предписано удалять матку? И после этого вы осмеливаетесь обвинять в изуверстве какого-то Джека?
– Ты шутишь?
На самом деле суфражистке удалось ужаснуть только Землепотрясную Чуб – какими бы распущенными ни были нравы цирковых гимнасток и девиц из оркестра, даже они, видимо, полагали, что клитор – что-то вроде клистира, матка – дама из рода пчел, а их ошарашенный вид объяснялся лишь полной неспособностью увязать женские права с пчеловодством.
– О, я могу рассказать вам много историй! – дама достала из кармана небольшую синюю книжицу, с заложенным между страницами карандашиком. – Как женщине удалили матку, оттого что у нее были проблемы со зрением. Или еще история, – она с хрустом перевернула страницу, – о девушке, у которой было так много поклонников, что ее врач-психиатр посчитал бедняжку виновной в чрезмерном желании, которое она вызывает у мужчин, и отрезал ей клитор. А одна женщина призналась врачу, что иногда задумывается и о других мужчинах, а не только о муже – и он сразу вылечил ее… Догадаетесь как?
– Подобные методы больше не практикуется! – отрезал Сикорский.
– Разве? – суфражистка сняла пиджак с таким видом, словно собиралась вызвать его на боксерский ринг. – Разве ваши коллеги в Америке не пропагандируют до сих пор обрезание клитора в качестве метода лечения всех психических заболеваний, включая истерию? И разве после того как господин Бейкер Браун, удаливший у сотен женщин клиторы и яичники, не был со скандалом исключен из Общества акушеров Лондона, у него не остались последователи среди врачей, до сих пор возмущенные свержением их кумира? Последователи, почитающие своим долгом лечить женщин от истерии. А одно из известных проявлений истерии – безнравственное поведение… проституция! Так почему бы кому-то из них не решить вылечить всех проституток Лондона методом удаления матки?