Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]

Смирнов Николай Николаевич

— Во, сказал! — захохотал Скороходов. — Какие такие машины? Поди, достань их. Никаких у нас машин нет, окромя вот образов. Помолимся Николаю угоднику и на урожай рассчитываем. И он показал в передний угол, где висело много икон.

Затем Скороходов по пальцам пересчитал свое семейство: у него был вдовый сын и две дочери. Сына он выделил в отдельное хозяйство, чтоб налогов меньше платить. Но дело они вели сообща, друг другу помогали и лошадьми и руками. Сын Скороходова, Петр, мужик лет тридцати, присутствовал при чаепитии и участвовал

в разговоре. Джек заметил, что говорит он мало, но мудрено, и каждую фразу начинает словами: «дело в следующем».

После чая Скороходов выставил бутылку водки, свинину, селедку и соленых грибков. За водкой языки развязались, и Джек решил, что пришла пора задать вопрос о средней температуре. Скороходов опять начал хохотать.

— Не, брат, чего не знаю, того не знаю. Но если действительно температурой интересуешься, я тебе совет дам. Сходи в деревню Пичеево, к учителю. У него записи есть, я слышал. Он тебе все расскажет.

Разговор длился час с лишком. Наконец Джек зевнул.

Скороходов охнул:

— О-о-о-о, золота-то у тебя во рту сколько! Словно солнце разгрыз. Пару лошадей купить можно. Иль это не золото?

— Золото, — ответил Джек. — За эти зубы восемьдесят долларов заплачено.

— Дело в следующее, — вставил свое словечко Петр. — Проба-то на зубках есть законная?

— Пробы нету.

— А на что она, проба? — закричал Скороходов. — Видно, что золотые. Медные бы заржавели. Хорошая штука. Ну-ка, покажи.

Скороходов долго смотрел в рот Джеку и, видимо, проникся к нему уважением. Когда Джек начал прощаться, он заявил, что оставляет его у себя ночевать. Вышел из комнаты, принес мешок дензнаков.

— Во, брат, сколько накопил за военный коммунизм, — сказал он сердито. — И все пропало. Теперь хочу потолок деньгами оклеить. Не верю в бумажки, только в золото верю. Ты ловко придумал во рту золото прятать. Ну-ка, покажи зубы.

Джек опять открыл рот. Скороходов с удовольствием потрогал зубы пальцами.

— Сберкасса хорошая, — сказал Петр. — Изо рта уже ни один мазурик не украдет.

Джеку постелили постель на перине, на лавках. На прощанье Скороходов пожал ему руку и сказал:

— Ну, спокойной ночи. Будем с тобой компанию водить. Может, и помощь какую окажу. Завтра утром еще побеседуем.

Завертываясь в одеяло, Джек думал о том, что приобрел нужное знакомство. Польза была уже налицо: он узнал, где можно получить справку о температуре в градусах. А затем Скороходов подтвердил его собственную мысль, что от хлеба здесь пользы мало.

* * *

Семья Скороходова еще спала, когда утром Джек поднялся и вышел. Бодрым шагом он двинулся за пять километров в село Пичеево. Там попал в школу как раз на уроки. Когда занятия кончились, он переговорил с учителем и действительно получил от него все нужные сведения. Температуру в школе записывали каждый день уже три года.

Джек, видимо, понравился учителю. Он пригласил его обедать и много рассказывал ему

о здешнем климате, почвах и осадках. После обеда некурящий Джек взял у учителя махорки, свернул козью ножку и закурил. Но махорка ему, должно быть, не понравилась: он скоро потушил огонек. Учитель начал его расспрашивать об Америке, и они проболтали до ночи. Джек попросил разрешения остаться переночевать в школе. Учитель позволил, и Джек лег на двух партах. Утром, еще до прихода ребят, Джек простился с учителем и направился домой. Он шел быстро, напевая американские песни, улыбался и махал руками. Видно было по всему, что изучение местных условий он считал уже законченным и план будущего хозяйства ему ясен.

В Чижах Джек зашел на минуту к Скороходову, поблагодарил его за гостеприимство и попросил покурить. Получив щепотку махорки, он свернул папироску и затянулся два раза. А когда вышел в поле, бросил папироску в снег.

Джек принимается за работу

Вернувшись домой, Джек не стал объяснять матери, где пропадал два дня. Просто поздоровался с ней и попросил разогреть щи. А сам пошел на картофельное поле и начал копать ямки в снегу. Из ямок выбирал землю и складывал ее в варежку. Варежку завязал и положил на окно. Потом прошел в хлев, вывел телку и стал ей зачем-то крутить хвост.

Мать и Катька смотрели на это издали. Наконец Пелагея не выдержала и подошла к сыну.

— Ты зачем телку-то лечишь? Ведь здорова она.

— Телку продать надо, — ответил Джек сквозь зубы. — И как можно дороже.

Пелагея к этому времени уже боялась сына. Но тут она позвала Катьку, и они, обнявши телку, начали причитать и уговаривать Джека отказаться от пустой затеи. Они кричали на весь двор, что выпоили телку молоком, не спускали с нее глаз и что вторая корова выведет их из бедности.

Джек выслушал все это молча, а потом, глядя матери в глаза, сказал:

— А все-таки мы ее продадим. Покупатели есть?

Мать ответила, что на такую телку покупатели найдутся всегда и что каждый даст за нее сорок рублей.

— Двадцать долларов, — сказал Джек и усмехнулся. — Мало. Ну, иди за покупателями.

— Да на что тебе деньги? — допытывалась Пелагея, все еще держась за телку. — Ведь сказала я тебе, что хлеба до осени хватит.

— Дело не в хлебе, — ответил Джек неохотно. — Мне деньги нужны, чтоб телеграмму в Америку дать.

Впервые в голову Пелагеи забрела мысль, что Яшка вернулся из Америки сумасшедшим. Она поняла бы его, пожалуй, если бы он пропил телку или на вырученные от продажи деньги купил сапоги. Но продать телку, чтоб послать телеграмму, может только сумасшедший. Пелагея попыталась еще раз подействовать на сына плачем. Но Яшка не поддался и крикнул так, что Пелагея почувствовала в нем хозяина. Через полчаса Катька побежала за Сундучковым, который еще осенью приценялся к телке. А через час телка была продана за сорок пять рублей.