Дженни. Томасина. Ослиное чудо
Шрифт:
Чем больше он об этом думал, тем прочнее становилось его решение. В сущности, только убеги с Кзвендиш-сквер, и город поглотит тебя навсегда. Дженни потоскует, но скоро забудет, ей ведь так хорошо с Бетси. Забыла же его мама…
Конечно, он боялся одиночества, но ему очень нравилось, что он так благородно поступит. Он и поступил бы, но ведь Дженни попросила его встретиться с нею. Ещё в самом раннем детстве он прочно запомнил, как тяжело и обидно, когда тебя обманут. Мама обещала ему провести с ним весь день рождения и куда-то ушла. Сейчас он это вспомнил, и ему стало так больно, что он встряхнулся, пытаясь
Там его ждала Дженни.
Вокруг лежали и сидели самые разные кошки, однако, не глядя на них, Питер кинулся к подруге и поцеловал её, то есть тронул ей носиком носик. Он начал было умывать её, но она сказала, смеясь:
– Я уж думала, тебя не дождусь…
– Дженни! – воскликнул Питер. – Откуда же мне было знать, что ты уже здесь?
– Вот что, – сказала она, избегая чувствительной сцены. – Познакомься с кошками. Это Гектор, он жил когда-то у шахтёра и ходил с ним в шахту.
Рыжеватый кот с печальным взором обрадовался и оживился, а Питер, поздоровавшись с ним, оглядел наконец кошачье пристанище. Кошки сидели и на полу, и на разрушенной лестнице, откуда глядели вниз зелёными и жёлтыми глазами. Ещё лучше устроились те, кто сидел внизу, – обломки перегородок создавали как бы маленькие комнатки, и каждый мог забиться в свой угол. Для бродячих кошек это очень важно.
Гектор всё восхищался таким приятным знакомством, когда Дженни представила следующего кота:
– А это Микки. Его выбросили на улицу маленьким котёнком. Он и не знает, что такое семья. Зато город знает лучше всех.
Огромный тигровый кот с квадратной головой слегка поклонился.
– Верно, верно, – сказал он. – Спроси меня что хочешь, я отвечу. Но вот в Глазго я не бывал и за борт не падал, чего нет, того нет.
Какой она молодец, подумал Питер, знает, что кому сказать, чем кого обрадовать.
– Вот Негритяночка. – Дженни подвела его к худой чёрной кошке. – Красивая, правда? Ни одного белого пятнышка, ну ни волоска. Это редко бывает. Её хозяйка, вдова, держала табачную лавочку на Эджвэр-роуд, а потом умерла, и вот уже восемь лет Негритяночка одна. Тяжело ей пришлось…
Негритяночка высунула розовый язык и быстро лизнула себя раз-другой. Она была так польщена участием, что и не знала, встать ей или лечь.
– А вот он, – представила Дженни пышноусого кота, похожего на деда-мороза, – жил в лавке у мясника, и у портного, и в гостинице, и в семье, но мясник и портной разорились, гостиница сгорела, дом развалился. Сам знаешь, как суеверны люди, особенно с нами, с кошками. Пошли слухи, и никто, ну никто его не берет, сколько бы мышей он ни словил!
– А вот она, – продолжала Дженни, подходя к небольшой серой кошке, – круглая сирота. Никто не знает, чья она дочь, её бросили ещё слепой. Не пойму, как она выжила. Родилась она в деревне, попала там в капкан, сама добралась до Лондона. Вот это мужество…
Кошка повалилась на бок и стала яростно мыться. Питер увидел, что на левой задней лапке пальцев у неё нет. Но Дженни не дала ему долго об этом думать.
– А это сёстры Пуцци и Муцци. Их привезли из Вены. Хозяева уехали обратно, никто их не взял. И как они тут прижились, ума не приложу…
Сестры скромно замурлыкали.
Таким образом Питер перезнакомился со всеми, в том числе с полуперсидским
Кошки были просто очарованы его подругой, и уступили им самое уютное местечко. Еды было вдоволь, каждый чего-нибудь принёс; и все всем делились. Микки раздобыл кость, кот-шахтер Эндрьюз – довольно свежую мышь, Дед Мороз – рыбью голову, а сёстры извлекли из ближней помойки скорлупу от омара.
После ужина все умылись, а потом одни улеглись, другие вышли на ночной промысел. Пробило одиннадцать, и Питер загрустил, зная, что Дженни сейчас уйдёт. Чтобы не томиться слишком долго, он сам сказал ей:
– Дженни, тебе пора к своим!
Она не ответила, только подняла голову, и он увидел в лунном свете её ярко-белую манишку и блестящие глаза. Так сидели они, потом она проговорила:
– Питер, я останусь с тобой, если ты не возражаешь…
Ещё бы он возражал! Однако он был и мальчиком, и ему стало жалко Бетси.
– А как же твоя хозяйка? – спросил он. – Неужели кому-то из нас непременно надо страдать?
Глаза у Дженни заблестели еще ярче, она отвернулась, умылась и тихо сказала:
– Бетси уже не девочка, Питер, она обойдётся и без меня. Ей скоро пятнадцать лет. Люди тоже меняются… Она немного поплачет и забудет, у неё есть другие развлечения… А главное, ей важно, что я вернулась… что не считаю её предательницей. Да, – повторила она, и Питера снова испугала её мудрость, – больше всего она боялась, что я ей не верю. Так и было, пока не явился ты и не показал мне, какие вы, люди… – Дженни потянулась как следует, выгнула дугой спинку и заключила свою речь: – Ладно, хватит об этом. Мы с тобой вместе, вот и всё.
Питер только вздохнул от счастья. Они легли рядом, свернулись клубком и крепко заснули.
Глава 22
Лулу, а для близких – Рыбка
Наутро погода была хорошая, Питер проснулся и увидел, что Дженни лежит, свернувшись в меховой шарик, прикрывая лапой глаза от яркого солнца, и тихо посвистывает во сне. Почти все кошки ушли по своим делам, и Питер тоже решил пойти на промысел, чтобы Дженни, проснувшись, обнаружила что-нибудь вкусное.
Ступая помягче, он прошёл мимо Пуцци и Муцци, вежливо поздоровался с ними и выскользнул на площадь в то самое время, когда начали бить часы.
Одновременно с последним, девятым ударом Питер услышал ни на что не похожий голос:
– Ах, я никого не жду! Откуда вы взялись? Вы такой беленький, миленький…
Он очень удивился, обернулся и увидел самую удивительную кошку из всех, какие ему встречались и в человеческой, и в кошачьей жизни. Она была маленькая, меньше Дженни, на редкость изящная и гибкая, а цветом походила на дымчатый жемчуг; нет, шкурка её отливала кремовым, скорее то был кофе, сильно разбавленный молоком. Нос у неё был чёрный, голова – кофейная, ушки – шоколадные, лапки и хвостик – чёрные, как нос. А глаза синие и несказанно прекрасные. Не фиалковые и не сапфировые, и не цвета морской волны, и не цвета небес – синее всего, что есть на свете, сама синева. Дивное видение так поразило его, что он не мог двинуться с места.