Дженни. Томасина. Ослиное чудо
Шрифт:
Первый помощник, мистер Стрэкен, не походил на него ничем. Он был высок, молод, рыжеволос, страстно любил море и бредил приключениями. С капитаном они вечно ссорились, но тот всё же сваливал на помощника все дела. Однако мистер Стрэкен не столько работал, сколько рассказывал о невероятных приключениях и, если ему не верили, предъявлял доказательства – например, вынимал обгорелую спичку, поясняя: «Да я её как раз тогда зажёг!..» Питеру его рассказы очень нравились.
Но больше всего ему нравился второй помощник, мистер Карлюк, похожий на ручного горностая. Он писал приключенческие повести про ковбоев и индейцев, печатал
Дженни работала у матросов и приносила Питеру рассказы об их странностях. Один матрос прожил десять лет в пещере, хотел стать отшельником, но передумал; другой был парикмахером, завивал дам, пока не спалил кому-то волосы; третий выступал в Брайтоне – долго стоял под водой и не дышал. Самым интересным был огромный боцман по имени Энгус – он вышивал. Натягивал на пяльцы льняное полотно и вышивал красивые цветы, совсем как живые, хоть нюхай. Кто-то из новых по глупости стал над ним смеяться, но Энгус свалил его одним махом, а когда тот пришёл в сознание, ему объяснили, что смеяться нечего, ибо могучий боцман сдаёт куда-то свои изделия и получает по три фунта десять шиллингов за штуку.
Крутясь среди людей, Дженни всё лучше понимала их язык. Тяготило её лишь то, что на судне грязно, поскольку всякий занимался любимым делом, а капитан на всё чихал. Питера грязь не раздражала, и ему жилось совсем хорошо. Кормили их так, что мышей они и не пробовали – чернокожий кок, благодарный за работу, давал им и молоко из банки, и мясо, и много прекрасных вещей. Работали они только ночью, и то мало – о них уже знали. После завтрака они спали, встречались – после обеда, и в хорошую погоду гуляли по палубе, а в плохую тренировались, отрабатывая все движения и приёмы, которые необходимы настоящему самостоятельному коту.
Глава 12
Кот за бортом!
Питер тренировался на большом ящике, постигая тайну прыжка в высоту. Он снова и снова карабкался вверх, а Дженни объясняла ему, что такому прыжку, характерному именно для кошек, научить нельзя – ты сам должен почувствовать, что взлетаешь, и тогда ты взлетишь вверх. Как-то раз «Графиню» чуть-чуть качало, Питер почувствовал всё что надо, взлетел – и с той поры мог взлететь всегда. Дженни была им очень довольна.
С бесконечным терпением учила она его управлять своим телом в полёте, настаивая на том, что без этого кошке не прожить. Они отработали поворот в воздухе, и Питер научился менять направление. Он почти летал, радуясь силе и свободе, приходившим к нему, когда он кувыркался в воздухе. Наконец он усвоил самое важное: как извернуться на лету, чтобы упасть на все четыре лапы.
Бывали у них и тихие часы, когда они лежали рядом на солнышке или в трюме, и Питер спрашивал Дженни о разных вещах. Например, он не знал, почему она любит сидеть где повыше, и она ему объяснила, что много-много лет назад кошки спасались от врагов, прыгая на скалы и на ветки, а оттуда глядели вниз, не приближается ли опасность. С тех же самых времён,
Однажды Питер спросил, почему от радости она втягивает и выпускает когти, тогда как он сам только мурлычет. Дженни объяснила, что он слепым котёнком не был, а она – была. Когда слепой котёнок тычется матери в мех, он двигает лапками, как бы пьёт молоко, и счастье навсегда соединяется для него с особым движением лапок. Выслушав этот рассказ, Питер так растрогался, что поскорее стал мыться, а потом вылизал мордочку своей подруге.
Да, Дженни многому научила его; но когда пришло испытание, он ещё не был настоящим котом.
Началось с большой победы. День был ясный, небо чистое. Пароход навёрстывал упущенное и двигался довольно быстро. Питер дремал на складе, поджидая трёх часов, когда наступало самое тихое время, ибо капитан спал после обеда, на мостике был кто-нибудь из помощников, а команда, вся до единого, предавалась любимым занятиям. Дженни поджидала того же часа на корме, греясь на перилах, которые по-морскому называются леером.
Без десяти три Питер проснулся и наскоро умылся. Потом он сладко потянулся, предвкушая, как расскажет Дженни про одного кочегара, который из любви к Черчиллю вытатуировал его у себя на груди, прямо с сигарой. Память у Питера была ещё не совсем кошачья – она перебивала ощущения, а то бы он почувствовал запах гораздо раньше. Когда же он увидел, было почти поздно.
К своему удивлению, он понял, что не вспоминает уроков, но мыслит совершенно чётко. Прыжок он выполнил безупречно, всё сделал как надо; только потом, когда всё кончилось, ощутил страх и усталость. Ровно в три часа он появился на корме, чтобы отчитаться перед Дженни.
Судовой плотник увидел его первым и закричал:
– Эй, глядите! Белый слона тащит!
Крики разбудили Дженни. Она не собиралась крепко спать, но пригрелась на солнце, море её укачало, а теперь она проснулась внезапно и спросонья не поняла, кто кого тащит, кто кого убил. Ей показалось даже, что они ещё дерутся. Не теряя времени, она издала дикий вопль, кинулась на помощь, перевернулась на лету – и упала в море.
– Кот за бортом! – крикнул кто-то и засмеялся.
– Прощай, киска, – сказал плотник. – А нечего было там сидеть…
Бывший отшельник посочувствовал Питеру:
– Пропала твоя подружка… Не станет наш капитан из-за кошки останавливаться…
Но Питер его не слышал.
Выпустив жертву, он белой полоской сверкнул в воздухе и перелетел через леер.
Глава 13
Как мистер Стрэкен представлял доказательства
Питер с громким всплеском шлёпнулся в воду. Вода вздымалась, пенилась, кипела, завивалась водоворотом. Кроме того, она была невыносимо холодной.
Питера закрутило и понесло куда-то, потянуло вниз, вытолкнуло вверх и, прежде чем он успел глотнуть воздуха, снова потянуло в зелёные глубины. Грудь у него лопалась, но он бил всеми лапами, пока ему не удалось вынырнуть подальше от корабля – там, где судовые машины уже не вздымали таких волн. Здесь, вдали от водоворотов и удушающей пены, он поплыл по солёному морю, похожему на зелёное стекло.