Дженни. Томасина. Ослиное чудо
Шрифт:
Епископ глядел вдаль и покачивал головой.
— Весть, вот что нам надо, дорогой мой отец. Весть через семь столетий, которая напомнила бы, чего он от нас хотел. — И он замолчал, и закашлялся, потому что был вежлив и заметил, что Пепино ждёт.
Тогда обернулся и настоятель.
— Ах, да, сын мой! — сказал он. — Чего ты от меня хочешь?
— Простите, отец, — ответил Пепино. — Мой ослик заболел, Виолетта. Доктор Бартолли говорит, помочь ей нельзя, она умрёт. Можно, я её отведу к святому Франциску и попрошу,
— Как тебе это в голову пришло? — спросил настоятель. — Осла, в святилище… Нет, что же это такое!
Пока Пепино рассказывал про котёнка, епископ глядел в сторону, скрывая улыбку. Но настоятель не улыбался:
— Как этот Джанни пронёс кота к гробнице? Дело было прошлое, и Пепино честно ответил:
— Под курткой, отец.
— Ну что ж это такое! — вскричал настоятель. — А другой понесёт щенка, а третий — телёнка, или там козу, или, помилуй Боже, свинью. До чего же мы дойдём? Это церковь, а не стойло.
Искоса взглянув на епископа, он добавил:
— Да и вообще, он там не пройдёт. Ничего у тебя не получится.
— Есть другой ход, отец, — сказал Пепино, — через старую церковь. Можно его открыть для такого дела.
Тут настоятель рассердился.
— Ты в себе или нет? Ломать церковную стену ради какого-то скота!
— Знаешь что, — сказал епископ, — пойди домой и помолись святому. Он и там тебя услышит.
— Он её не увидит! — закричал Пепино, стараясь не заплакать. — Он не увидит, как она улыбается! Правда, теперь она больная, но для него улыбнётся. А он увидит — и вылечит её, я точно знаю!
— Мне очень жаль, сын мой, — твердо сказал настоятель, — но отвечу я «нет».
Даже в таком горе Пепино помнил, что «нет» — не ответ.
— Кто выше его? — спросил он отца Дамико. — Кто может приказать и ему, и самому епископу?
Отца Дамико даже зазнобило, когда он представил все ступени иерархии, от Ассизи до Рима. Однако он объяснил что мог и завершил свой рассказ словами:
— А на самом верху — Его Святейшество Папа. Он очень хороший человек, но у него много забот, и тебя к нему не пустят.
Пепино пошёл к Виолетте, покормил её, напоил, обтёр ей морду, вынул из-под соломы свои деньги и пересчитал их. Оказалось почти триста лир. Ого он оставил Джанни, чтобы тот кормил Виолетту, пока он, Пепино, не вернётся. Потом он погладил её, поплакал, что она так отощала, надел куртку и вышел на дорогу. Вскоре грузовик подвёз его до Фолиньо, откуда шла дорога в Рим.
Рано утром он стоял на площади св. Петра — растерянный, несчастный, босой, в рваных штанах и старой куртке. Здесь, среди огромных домов и храмов, он не так сильно верил в успех, но перед его внутренним взором стояла больная ослица, которая уже не улыбалась. И, перейдя площадь, он несмело приблизился к какому-то из боковых входов в Ватикан.
Огромный гвардеец
— Простите, можно мне пройти к Папе? Нам надо поговорить про осла Виолетту. Она больна и, не дай Бог, умрёт, если Папа не поможет.
Гвардеец улыбнулся довольно добродушно, ибо привык к нелепым просьбам, а глазастый и ушастый мальчик опасности не представлял. Однако он покачал головой и сказал, что Святой Отец очень занят, а потом опустил алебарду, перегораживая вход.
Но Пепино знал, что «нет» — не ответ, а значит — надо подойти ещё раз. Пока же, оглядевшись, он увидел старушку под зонтом, которая продавала весенние цветы — фиалки, анемоны, подснежники, белые нарциссы, ландыши, анютины глазки и маленькие розы. Многие покупали их, чтобы положить на алтарь своего любимого святого. Цветы были совсем свежие, на лепестках сверкали капли росы.
Посмотрев на них, Пепино вспомнил о доме, и об отце Дамико, и о том, как святой Франциск любил цветы. Если святой их любил, подумал он, их должен любить и Папа, который даже и начальник над всеми святыми.
Тогда он купил многоэтажный букетик: серебристые ландыши вздымались фонтаном из темных фиалок и маленьких роз, ниже лежали обручем анютины глазки, а хвостики, обложенные мхом и папоротником, были обёрнуты в бумажное кружево.
У лоточницы, продававшей открытки и сувениры, он попросил карандаш, листок бумаги и составил не без труда такую записку:
«Дорогой и святой отец! Вот Вам букет. Мне очень нужно Вас видеть и рассказать про моего ослика Виолетту. Она умирает, а мне не дают провести её к святому Франциску. Живём мы в Ассизи, и я сюда пришёл к Вам поговорить. Любящий Вас Пепино».
Потом он снова подошёл к дверям, протянул швейцарцу букетик и записку, и попросил:
— Пожалуйста, передайте это Папе. Когда он прочтёт, что я написал, он меня пустит.
Швейцарец этого не ждал. Отказать, когда на него так доверчиво смотрят, было очень трудно, но он знал своё дело: надо попросить другого гвардейца, чтоб тот подежурил за него минутку, пойти на пост, выбросить цветы в корзину, а потом сказать этому мальчику, что Его Святейшество благодарит за подарок, но принять не может, дела.
Начал он бодро, но, увидев корзину, понял, что не в силах кинуть туда букет. Цветы как будто прилипли к пальцам. Перед ним встали зелёные долины Люцерна, белые шапки гор, пряничные домики, кроткие коровы среди цветущих трав, и он услышал звон колокольчиков.
Сильно этому удивляясь, он шёл по коридорам, не зная, куда же деть цветы. Навстречу ему попался деловитый тщедушный епископ — один из бесчисленных служащих Ватикана — и тоже удивился, что дюжий гвардеец беспомощно глядит на букетик.