Джентельмен с Медвежьей речки (пер. А.Циммерман)
Шрифт:
Где-то через час преподобный Рембрандт очухался и тихим таким голосом меня спрашивает:
– Кто-нибудь уцелел после торнадо?
– Все в порядке Ваше преподобие, – говорю ему. – Мы едем в Тетон Галч.
– Что-то припоминаю, – пробормотал он. – Ну да! Джейк Роумэн, сто чертей ему в пасть! Я думал, дело верное, но, кажется, просчитался. Думал, придется иметь дело с обычным человеком, а мне подсунули дьявола! Отпусти меня! Я дам тебе тысячу долларов!
– Пожалуйста, преподобный, успокойтесь, – ясно было, что он по-прежнему заговаривается. – Еще немного, и прибудем
– Но я не хочу в Тетон! – завопил он.
– А вот и хотите, – возразил я. – Вы ж собирались связать мертвым узлом Блинка Уилтшоу со своею племянницей.
– Да пусть они катятся ко всем чертям, твой Блинк Уилтшоу вместе с племянницей!
– Вам, служителю церкви, должно быть стыдно за такие слова, – мягко пожурил я его. Будь на моем месте пуританин, у того бы от таких заявочек волосы встали дыбом. Мне стало до того тошно, что я замолчал.
Ведь только-только собирался его развязать, чтобы сделать путешествие по возможности приятным, но подумал, что раз он все еще не в себе, то, пожалуй, пока рановато. Поэтому я не стал отвечать на ругань, которая становилась все изощреннее по мере того, как мы приближались к цели. В жизни не видал более странного преподобия!
Для меня было истинным облегчением вновь увидеть очертания Галча. Уже наступила ночь, когда по лощине между холмов мы спустились к поселку. В салунах и танцевальных холлах вовсю гудело веселье. Я въехал на задний двор салуна «Желтая собака», спешился, потом вынул из седла преподобного Рембрандта и поставил на ноги. Он наклонился к моему уху и отчаянно зашипел:
– В последний раз говорю – прислушайся к голосу разума! У меня в горном тайнике спрятано пятьдесят тысяч долларов. Я отдам тебе все до последнего цента, только развяжи меня!
– Мне не нужны деньги, – ответил я. – Все, чего я хочу, – это чтобы вы поскорее обвенчали свою племянницу и Блинка Уилтшоу. Тогда развяжу.
– Хорошо! – говорит. – Отлично! Но не могу же я их венчать, связанный по рукам и ногам. Развяжи веревки.
Это звучало убедительно. Но только я вознамерился исполнить его просьбу, как на двор с фонарем, в руке вышел бармен. Он осветил наши лица, и фонарь в его руке дрогнул.
– Какого дьявола ты притащил с собой, Элкинс? – спрашивает он, а у самого голос слегка запинается.
– Послушаешь его, так ни за что не догадаешься, – ответил я. – Это Его преподобие Рембрандт Броктон.
– Ты что, совсем спятил? – опять спрашивает бармен.
– Это ж Гремучий Гаррисон!
– Все, сдаюсь, – говорит мой пленник. – Точно, я – Гаррисон. Плевать на все, только уберите от меня подальше этого ненормального.
У меня отвисла челюсть, и какое-то время я стоял столбом, ничего не соображая. Потом вдруг очнулся, да как заору:
– Что-о-о? Ты – Гаррисон?! Так вот оно что! Теперь мне все ясно! Значит, Джейк Роумэн подслушал наш разговор с Блинком Уилтшоу, предупредил банду, и вы подстроили все это, чтобы надуть меня и завладеть золотом Блинка? Так вот почему ты предложил подержать мой винчестер, пока я буду седлать тебе лошадь!
– Смотрите-ка, какой сообразительный! – недобро усмехнулся Гремучий Гаррисон. – Нам следовало бы застрелить тебя
– Это что же получается?! Выходит, настоящий проповедник сейчас катит в Вапетон. Я должен привезти его сюда!
– А он уже здесь, – говорит один из зевак в быстро собиравшейся вокруг толпе. – Он вместе с племянницей приехал час назад из Бизоньего Хвоста.
– Из Бизоньего Хвоста? – воскликнул я, сраженный ниже пояса недобрым предчувствием.
Я влетел в салун и там увидел множество народу. Там был и Блинк, и еще какая-то девушка, и они держались за руки, и стояли перед стариком с длинной седой бородой, а тот, держа Библию в руке, благословлял их обоих. Я услышал:
– … и объявляю вас мужем и женой. И тех, кого соединил Господь, да не разлучит ни стрела индейца, ни коготь гризли!
– Долли! – рявкнул я. Оба подпрыгнули аж фута на четыре и в страхе обернулись. Долли бросилась вперед и раскинула руки как клуша, защищающая цыплят от ястреба.
– Руки прочь, Брек! – закричала она. – Я только что вышла замуж и пока не хочу становиться вдовой!
– Что ты, у меня и в мыслях не было… – сдавленным голосом начал я, нервно ощупывая кольты, как обычно делал в минуты сильного расстройства.
Стоявшие между мной и Блинком, начали торопливо освобождать площадь, и тогда Блинк быстро-быстро заговорил:
– Дело было так, Брек. Когда я совершенно неожиданно стал богачом, то сразу известил об этом Долли, чтобы она приехала сюда и здесь вышла за меня замуж – она обещала мне в тот вечер, когда ты уезжал в Явапайю, помнишь? Так вот. Я действительно, как и говорил, хотел сегодня вывезти золото, чтобы после свадьбы спокойно отправиться вместе с Долли в Сан-Франциско и там провести медовый месяц. Но тут я узнал, что за мной следят шпионы из банды Гаррисона – об этом ты тоже знаешь. Понимаешь, с одной стороны, я хотел поскорее избавиться от золота и переправить его в безопасное место, а с другой – мне надо было избавиться от тебя, чтобы, когда Долли с дядей прибудут дилижансом из Бизоньего Хвоста, ты не спутал бы нам карты. Потому и соврал, будто преподобный Рембрандт должен ехать дилижансом на Вапетон. И это была единственная ложь, которую ты от меня услышал.
– Ты еще говорил, что возьмешь девушку в Тетоне! – яростно уличил я его.
– Так и беру ее замуж в Тетоне! Разве нет? Знаешь, Брек, в любви и на войне все средства хороши.
– Ну будет, будет вам, мальчики, - заговорил преподобный Рембрандт – тот, настоящий. – Дело сделано: девушка замужем, а значит, конец вражде и нечего точить зубы друг на друга. Ну? Пожмите руки и будьте друзьями.
– Согласен, – с трудом выдавил я. – Никто не скажет, что Элкинсы не умеют проигрывать. – Измена резанула меня по живому, но я глубоко спрятал свое кровоточащее сердце.