Джентельмен с Медвежьей речки
Шрифт:
Я тут же поднялся, ухватил пленника под мышки и потащил на божий свет, где нас дожидались остальные. Я свалил его перед ними на землю, и все вылупились на трофей, словно не веря своим глазам. Дикарь был великолепен: мужчина огромного роста со спутанными волосами и усами длиною в фут. Чресла дикаря прикрывала шкура кугуара.
– Белый человек! – От научной удачи ван Брок совсем ошалел.– Натуральный кавказец! Это величайшее открытие наших дней! Доисторический дикарь доиндейской эпохи! Потрясающий вклад в антропологию! Дикарь! Самый настоящий дикарь!
– Дикарь?!
– Это я-то ее уговаривал?! – взвился старина Джошуа, к которому вдруг вернулся дар речи.– Все хорошо, что хорошо кончается. Я боролся за свою свободу, как иные не борются за свою жизнь! Это она со своей родней пыталась женить меня на себе и превратила мою жизнь в кромешный ад. Я все терпел, пока они не замыслили меня похитить и женить насильно. Тут у меня сдали нервы, и я удрал подальше ото всех. А чтобы отпугнуть людей, время от времени шатаюсь по горам в шкуре и с дубиной на плече. Единственное, чего я жажду,– это покоя, тишины и чтобы ни одной женщины поблизости, гори они все ясным пламенем!
Поняв, что надежды на дикаря рухнули, ван Брок не выдержал и разрыдался. А дядюшка Джейкоб снова завел свою песню:
– Поскольку идиотская выдумка насчет дикаря благополучно разрешилась, не пора ли нам заняться более важными делами? Джошуа, ты эти горы знаешь даже лучше меня. Помоги найти Затерянную россыпь, и я возьму тебя в долю.
А старина Джошуа и отвечает:
– Этой россыпи нет вовсе. Она просто привиделась полоумному золотоискателю, когда тот бродил по пустыне.
– Но у меня есть карта, купленная у мексиканца в Белой Кляче! – загорячился дядюшка Джейкоб.
– Дай-ка взглянуть,– говорит Глэнтон,– Черт возьми! Так и есть! Тебя надули. Сам видел, как мексиканец рисовал эту карту, а еще он сказал, что собирается продать ее одному старому ослу за бутылку виски.
Дядюшка Джейкоб уселся на обломок скалы и принялся накручивать усы.
– Все пропало,– еле слышно прошелестел он. – Конец мечте! Надо возвращаться домой к супруге.
– Как видно, ты в отчаянном положении, если дело дошло до такого,– сочувственным тоном проговорил старина Джошуа. – Оставайся – ка лучше здесь. Правда, здесь нет золота, так зато нет и женщин.
– Бабы – это сплошь силки да капканы,– согласился Глэнтон.– Пусть ван Брока проводит кто-нибудь другой, а я останусь с Джошуа.
– Вам всем должно быть стыдно за такие слова о дамах,– я решил как-то приободрить этих разочарованных жизнью,– Я настрадался от дамского непостоянства даже больше, чем вы, змееловы несчастные, однако не держу зла на всю их породу. И что же еще, – продолжал я, все больше распаляясь в ораторском раже, – что еще в нашем паршивом неспокойном мире, нашпигованном кольтами, ножами, тарантулами и медведями, что еще, спрашиваю вас, джентльмены, может сравниться с женской лаской, красотой, с женской нежностью, которая…
– Вот он, негодяй-и-и!!! – взрезал воздух до боли
Мы повернули головы. В пылу спора мы не заметили, как по оврагу в каньон спустилась кучка людей. Это были тетушка Лавака, шериф из Рваного Уха, а с ним еще человек десять. В руках все держали по дробовику, и все дула смотрели на меня.
– Не рыпайся, Элкинс,– предупредил шериф, явно нервничая. – Или получишь залп крупной дроби вперемешку с десятицентовыми гвоздями. Я достаточно о тебе наслышан, а потому принял крутые меры. Ты арестован за похищение дяди Джейкоба.
– Ты что, совсем спятил? – спрашиваю я его.
– А ты как думал?! – взвизгнула тетушка Лавака, размахивая в воздухе клочком бумаги.– Похитил бедного старого дядюшку, чтобы содрать за его шкуру выкуп! Чего таращишься? Все прописано на этой самой бумаге, а внизу – твое имя. А еще написано, что ты отправляешься с дядюшкой Джейкобом дальше в горы и предупреждаешь, чтобы я вас не преследовала, то есть в открытую мне угрожаешь! Впервые в жизни я сталкиваюсь с подобной наглостью! Как только недотепа Джой Хопкинс передал мне твою дерзкую писульку, я, не медля ни секунды, побежала за шерифом. Джошуа Брэкстон! А ты с чего это вдруг вырядился в шкуру? Мой Бог! Куда мы идем! Эй, шериф! Что стоишь дурак дураком? Почему не надеваешь на него наручники, цепи, кандалы? Или испугался этого простофили?
– Все! – говорю. – Хватит! Здесь какая-то ошибка. Я и не думал никому угрожать.
– А где тогда Джейкоб? – спрашивает она.– Подавай его мне сейчас же, не то.
– Он укрылся в пещере,– сказал Глэнтон.
Тогда я сунул голову в расселину и заорал в темноту:
– Дядюшка Джейкоб! Или ты выйдешь сам к своей половине, или я тебе помогу! – Он сразу вылез наружу – такой весь кроткий да пришибленный, что больно смотреть. Я ему говорю:
– Растолкуй ты этим идиотам, что я никакой не похититель.
– Все правильно,– отвечает, дядюшка.– Я сам взял его с собой.
– Черт бы вас всех побрал! – взорвался шериф.– Можно подумать, у меня нет других дел, кроме как устраивать бешеную погоню по горным тропам, да еще впустую! – Будь я проклят, если хотя бы еще раз послушаю женщину!
– Заткни пасть! – дикой кошкой взвыла тетушка Лавака.– Тоже мне, шериф называется! И все-таки, Джейкоб, чем занимался здесь с тобой дылда Брекенридж?
– Понимаешь, Лавакочка, он помогал мне искать Золотую россыпь.
– Помогал – тебе? – заверещала тетушка.– Так ведь я ж послала его доставить тебя домой! Брекенридж Элкинс! Знай, я обо всем расскажу твоему папаше. Такие ленивые, опустившиеся, отпетые, бесчестные…
– Заткнись ты! А-а-а-а! –заревел я дурным голосом, доведенный до белого каления ее красноречием. Сказать по правде, я редко распускаюсь настолько, чтобы орать во все горло, но сейчас был как раз такой случай. По каньону прокатилось громоподобное эхо, закачались деревья, с сосен градом посыпались шишки, а по склонам гор запрыгали камешки. С криком возмущения тетушка Лавака отодвинулась от меня подальше.