Джентльмен-капитан
Шрифт:
Джей Д. Дэвис
Джентльмен–капитан
Переведено Лидией Шеляг и группой «Исторический роман» в 2019 году.
Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel
Над переводом работали: Лидия Шеляг, nvs1408, Zloyzebr, Oigene и Александр Яковлев.
Подписывайтесь на нашу группу В Контакте!
Карта 5599005006193283
Яндекс
WebMoney
рубли R142755149665
доллары Z309821822002
евро E103339877377
PayPal и др:w=app5727453_-76316199
Глава 1
Мы налетим на скалы, разобьём корабль и утонем. В этом я был уверен. Корабль его величества «Хэппи ресторейшн» лавировал к гавани Кинсейл, прямо против мощного северного шквала, разразившегося внезапно и с безжалостной яростью. Мы обошли Олд–Хед, как–то ухитрились не разбиться в щепки на Хейк–Хеде и теперь подбирались к зубастой пасти гавани. Могучие волны влекли корабль сразу во всех направлениях, раздирая его на части и заставляя древесину кричать.
Трое на шканцах отчаянно пытались удержаться на ногах, цепляясь за всё, что помогло бы устоять, борясь с пронизывающим ледяным ирландским ветром, бьющим прямо в лицо. Здесь стоял штурман Джон Олдред, пьяный, как Бахус после бурной ночи в Саутуорке, но чудесным образом уверенный в своей способности без повреждений встать на якорь. Стоял его первый помощник Кит Фаррел, мой ровесник, озиравший берег, паруса и такелаж с ужасом в глазах. И здесь стоял я, или пытался стоять, цепляясь изо всех сил за часть корабля, которую, от страха и невежества, вряд ли смог бы назвать, если бы призван был сделать это. Мэтью Квинтон, двадцати одного года от роду, капитан корабля его величества. Как ни странно это звучит, но неминуемая гибель представлялась мне менее ужасной, чем шанс спастись. Спасение означало бы необходимость докладывать начальству, что мы с треском провалили рандеву с торговыми судами из Виргинии и Барбадоса, которые должны были отконвоировать к Даунсу в год от Рождества Христова 1661-й. Они, наверное, всё ещё где–то там, в бескрайнем океане, либо потоплены непогодой, французами, испанцами, голландцами, корсарами или призраком Барбароссы.
Поток ливня оборвал мои бесцельные размышления как раз вовремя, чтобы услышать последнее заявление Олдреда.
— Не тревожьтесь, капитан! Полно места для смены галса, если поменяем его сейчас же. Этот ветерок стихнет так же быстро, как и задул, Бог мне в том судья.
Глаза Олдреда затуманились, но не от солёных брызг, что беспощадно нас жгли, а от злоупотребления казённым элем и дрянным портвейном. Кит Фаррел прошёл у него за спиной, устояв против огромной волны, придвинулся ко мне и крикнул, превозмогая рёв моря:
— Он ошибается, капитан: если мы сейчас ляжем на другой галс, то наверняка налетим на камни, не стоило оставлять столько парусов даже при том ветре…
Тут буря стихла, самую малость, и слова, которые Олдред ни за что не расслышал бы раньше, долетели до его ушей ясно как средь бела дня. Старик повернулся и свирепо уставился на Фаррела.
— Проклятье, мистер Фаррел, и что же вы понимаете в таких вещах? — вскричал он. — Сколько раз вы приводили корабль в гавань Кинсейл в гораздо худших условиях, чем нынешние? — Сейчас нас будут потчевать байками о «Принс ройал». — Разве вы не знаете, что я впервые
А теперь черёд Дрейка.
— Разве вы не знаете, что я учился морскому делу у людей, ходивших под парусом вместе с Дрейком? Самим Дрейком!
И в завершение грянет Армада: содержание самовоспевающих речей пьяного Олдреда было почти так же предсказуемо, как приход заката за рассветом.
— Кровь Христова, я водил дружбу с теми, что бились с самой Армадой. Так будь я проклят, мистер Фаррел, если не знаю своего дела! Я знаю фарватер Кинсейла лучше любой живой души на свете, я знаю, как справиться с каким–то свежим ветерком вроде этого, провалиться мне на этом месте, коли я не прав!
И, как бы спохватившись, он склонился ко мне под вновь усилившимися ветром и ливнем, обдал крепким запахом эля и сказал:
— Прошу прощения, капитан Квинтон.
Я был слишком напуган, чтобы даровать кому–либо прощение или напомнить Олдреду, в который раз, что мой дед тоже бился с Армадой и к тому же ходил с Дрейком в море. Дрейк был самым тщеславным и несносным из всех известных ему людей, говорил дед. «Не считая его самого, конечно», — всегда добавляла моя мать.
Всё усиливающийся ветер налетел в новом мощном порыве и сорвал человека с перекладины, которую те, кто разбирается в подобных вещах, назвали бы фор–марса–реем. Матрос замахал руками на могучую бурю, и долю секунды казалось, что он воплотил мечту древних — научился летать. Потом ветер унёс его навстречу новой огромной волне, и он пропал. Тем временем Фаррел и Олдред переругивались о рифах и курсах, левентиках и штагах, всё это звучало в моих ушах тарабарщиной.
Кит Фаррел начал выходить из себя.
— Будьте вы прокляты, Олдред, вы погубите нас всех!
Он повернулся ко мне.
— Капитан, Бога ради, прикажите ему спуститься под ветер! У нас слишком мало места для манёвра, что бы там ни болтал Олдред. Если мы возьмём рифы на всех парусах и отвернём от основного курса, то можем снова выйти в открытое море или пройти вдоль берега до Коув–оф–Корк или Милфорда. К северу будут гавани полегче, капитан!
Неуверенность накрыла меня, как саван.
— Нам приказано прибыть в Кинсейл…
— Сэр, но не рискуя же кораблём!
И всё же я сомневался. Олдред начал рявкать команды в рупор. После восьми месяцев в море, четыре из них в качестве капитана этого корабля, я уже имел смутное представление о теории и практике смены галса. Я вспомнил полупьяное и относительно терпеливое объяснение Олдреда: «Ни один корабль не способен идти прямо против ветра, капитан, или круче шести румбов к нему с обеих сторон. Чтобы подниматься навстречу ветру, нужно двигаться зигзагами. Как гребень, сэр, как зубья гребня. Продвигаемся вдоль зубьев до конца гребня». Я видел это достаточно часто, но никогда при ветре прямо из вздувшейся утробы самого ада.
Кит Фаррел наблюдал за людьми на мачтах и реях, сражавшимися с теми немногими парусами, что не были ещё, как это называется, зарифлены, и одновременно пытавшимися избежать судьбы своего товарища, нашего Икара. В перерывах между гигантскими волнами, что били меня, тащили, слепили и вышибали дух, я продолжал беспомощно лицезреть всю эту деятельность. Я видел только, как промокшие люди тянут и отпускают промокшую ткань в хаотичном порядке. Фаррел, взращенный на море с девяти лет, видел другую картину.