Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер

Боттинг Дуглас

Джереми Маллинсон — высокий, стройный, энергичный и веселый — провел в зоопарке столько же времени, сколько и сам Даррелл. Будучи зоологическим директором Фонда, он отвечал за повседневную деятельность зоопарка. Джеральд всегда считал, что Джереми ему послало само небо. Джереми же, со своей стороны, был бесконечно признателен мистеру Ди (так он называл своего наставника в первые годы работы на Джерси), который сформировал его как личность и придал его жизни смысл. «Джерри был отличным слушателем, — вспоминал он. — У него были такие красивые голубые глаза. Когда он смотрел на тебя, тебе становилось совершенно ясно, о чем он думает. Он всегда был готов поддержать тех, кому доверял, кем бы ни были эти люди. Даже если вы совершали ошибки, он считал, что на них вы научитесь на будущее. Он имел чутье на людей и отлично умел вербовать себе сторонников. Джеральд

никогда не оценивал людей по формальным признакам. Он был очень скромным, застенчивым человеком, но рядом с друзьями, когда он мог позволить себе расслабиться, Джеральд становился очень добрым и приветливым. Он мог обнять и расцеловать человека, что очень не свойственно для англичанина. Он не придавал значения условностям. «Если ты любишь человека, — говорил он, — скажи ему об этом». Хотя мы с ним были совершенно разными, Джерри заражал меня своей философией и целеустремленностью. Я учился у него всему. Он был способен вдохновить людей в любом уголке земли».

Джеральд часто критиковал человечество и деструктивную роль человека в жизни нашей планеты, за что его считали мизантропом. На самом деле, Джеральд осуждал поведение человечества в целом, а не отдельных людей. «У нас есть эта ужасная, оскорбительная привычка, — говорил он Дэвиду Хьюзу, — рассматривать животных покровительственно, словно это низшая форма жизни с далекой планеты. Но мы все являемся представителями животного царства, мы все млекопитающие. Образовательная система, политика, социальные устои, даже наука воспитывают в человеке эту пугающую концепцию превосходства, равенства богу. Человеку следовало бы осознать, что в действительности он является Франкенштейном».

Саймон Хикс, новый секретарь Фонда, был ярким, энергичным и преданным делу человеком. Он рассматривал свою работу не только как честь и радость, но и как служение — «служение господу в сохранении творений его». В молодости Джерри представлялся ему героем, но окончательное просветление на него снизошло, когда, находясь в Африке, он провел два дня в Кении с Джорджем Адамсоном и его львами. После этого он не представлял себе жизни без животных. В Джерсийском зоопарке он начал работать начальником отряда добровольцев, которые рыли пруды, строили мостики, валили и сажали деревья. Энтузиазм и эффективность, с которой молодой человек руководил своими подчиненными, произвели на Джеральда глубокое впечатление. Он решил, что Саймона ему посылает само небо. Пригласив его на Джерси, чтобы оценить состояние зоопарка, Джеральд предложил ему работать в Фонде. «Я не смог устоять перед соблазном внести свой вклад в дело охраны окружающей среды», — вспоминал Саймон. Он приехал 1 апреля 1976 года — этот день стал началом его работы с выдающимся человеком.

«Для Джерри люди всегда были такими же представителями животного царства, как и звери, — считает Саймон. — Поэтому он искал хорошие образчики этого вида. В его книгах люди — животные, и животные — люди. Вот почему читатели так любят его книги, вот откуда это замечательное название «Моя семья и другие звери». Джерри относился к людям, как ребенок. Они казались ему персонажами огромной книги, большей, чем сама жизнь, обладающими уникальными качествами и всегда очень смешными. Если вам посчастливилось достаточно долго пробыть рядом с Джерри, вы начинали относиться к людям точно так же. Те, кого вы видели всего лишь мельком, внезапно превращались в необычных и интересных людей.

Он не только любил людей, но и живо интересовался ими. Беседуя с Джерри, вы начинали ощущать себя столь же интересным, как и он сам. Он удивительно умел слушать и очень редко говорил о себе. Он превосходно владел речью, его сравнения всегда были точны и неожиданны. Однажды за обедом во Франции, когда нам подали фасоль, я сказал: «Мне очень нравится эта фасоль. Она замечательно скрипит на зубах». Джеральд мгновенно отреагировал: «Да, это напоминает мне скрип снега под сапогами». Действительно, эти звуки были очень похожи. Он всегда считал живую природу волшебством. Он стал охранять природу, потому что ему была противна сама мысль о том, что мир может утратить эту магию».

Тони Оллчерч работал в зоопарке ветеринаром с 1972 года. Впоследствии он стал администратором, не оставив своей медицинской практики. Хотя он и входил в круг «ребят», но никогда не был столь близок Джеральду, как остальные. Возможно, это происходило из-за предубеждения, которое Джеральд испытывал по отношению к ветеринарам зоопарков. «В зоопарке есть только два смертельно опасных животных, — писал он, — это архитектор и хирург-ветеринар».

Но Оллчерча такое отношение не смущало: «С годами я стал понимать, что в нашем зоопарке мы делаем очень важное, интересное и нужное дело. Для ветеринара это было самое лучшее место, какое только можно было пожелать. Я работал в самом лучшем зоопарке мира. Я изо всех сил работал и получал за это гораздо меньше, чем если бы занялся частной практикой. Но все мои коллега-ветеринары мне завидовали». В Джерсийском зоопарке ветеринару приходилось сталкиваться с самыми разнообразными по размерам и темпераменту животными — от равнинных горилл до улиток с тихоокеанских островов. Единственным, что объединяло этих необычных пациентов, было то, что они не могли рассказать о своих симптомах и что оба вида находились под угрозой уничтожения.

Большая часть ветеринарной работы в зоопарке проводилась в небольшой больнице. Но для серьезных операций на крупных животных прибывала целая бригада хирургов из Джерсийской больницы со всем необходимым оборудованием и помощниками. В особо сложных случаях операционную охранял полицейский с пистолетом наготове. С самого начала существования зоопарка местный врач доктор Хантер частенько консультировал животных. Его подход заключался в следующем — предупредить болезнь гораздо легче, чем ее потом лечить. «Если животные содержатся надлежащим образом, — считал Тони Оллчерч, — если их правильно кормят, заботятся о них по-человечески, то болезни, несчастные случаи и травмы случаются крайне редко».

В этой работе были и свои трудности. В отличие от домашних животных, которые понимают, что ветеринар хочет им помочь, дикие животные рассматривают ветеринара как смертельного врага. Приходится их усыплять, связывать, надевать на них намордники. «Труднее всего было преодолеть неприятие ветеринара пациентом, — вспоминал Тони Оллчерч. — Очень тяжело было обследовать и лечить животных, которые норовили укусить меня или сбежать, которых приходилось связывать и даже усыплять. Когда Гамбар, наш орангутан, видел меня, он немедленно впадал в ярость, а наш горилла Джамбо бросался на стекло своей клетки и дубасил по нему, когда я проходил мимо. Мне хотелось считать себя ангелом милосердия, но, похоже, для своих пациентов я был ангелом смерти».

Зоопарк и Фонд открыли для Тони Оллчерча целый новый мир. «Я чувствовал, что сижу на вулкане, — вспоминал он. — Энергия Даррелла била во всех направлениях. У меня не было ни минутки свободного времени, постоянно возникали новые проблемы, ставились новые цели. И все это было творением рук Джеральда Даррелла. Я люблю очень немногих, но этот человек как никто другой заслуживал любви. У меня немного героев, но Джерри однозначно был героем. С годами я понял, насколько прав он был».

Джеральд подбирал персонал, руководствуясь интуицией, а не дипломами. И, как правило, он не ошибался. Промахи случались крайне редко. Как только он понимал, что новый человек настроен на другую волну, что у него нет той инициативы и независимости мышления, на которые он рассчитывал, он увольнял его. Среди оставшихся был Филипп Коффи. Он пришел в зоопарк в 1967 году, когда ему был двадцать один год. Это был первый дипломированный ученый, который находился под впечатлением идей Джеральда Даррелла и Боба Мартина. Впоследствии он возглавил образовательный отдел зоопарка. Коффи проработал в зоопарке около тридцати лет. «Так долго я сумел проработать на одном месте, — вспоминал он, — только благодаря Джеральду Дарреллу, его идеям, его этике, его самоотверженности. Почему наш зоопарк так динамично развивался? Потому что он никогда не застаивался, потому что Джеральд Даррелл никогда не стоял на месте. Он с радостью узнавал о ваших проблемах и о ваших идеях. Он умел слушать и был рад поговорить на любую тему, узнать ваше мнение и соображения по важным вопросам».

И только один аспект жизни Джеральда оставался неприятно постоянным. К 1980 году он так же много пил и уже на протяжении долгого времени. Алкоголь стал частью образа жизни этого веселого, щедрого, интересного человека. Однако в течение рабочего дня он был настолько сосредоточен и энергичен, что коллеги порой даже не замечали, что он пьян. Других же он не стеснялся и не пытался скрыть, что навеселе. Когда Филипп Коффи пришел на собеседование относительно приема на работу (а было это довольно рано), он с изумлением увидел, что его будущий работодатель завтракает полпинтой «Гиннесса». Джеральд очень легко относился к собственному пьянству. Люди должны принимать его таким, каков он есть. И большинство действительно принимало. Только самые близкие пытались убедить его бросить пить.