Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер
Шрифт:
Из Квинсленда Дарреллы направились на север Австралии. В марте 1970 года, незадолго до отплытия, Джеральд писал на Джерси:
«Это письмо я пишу в Элис Спрингс. Температура достигает 104 градусов в тени, если эту тень удастся найти. Путешествуя на машине, мы смогли почувствовать красоту и безграничность этой страны. Я пребываю в твердой уверенности, что Австралия — самый удивительный и прекрасный континент на нашей планете. Нам посчастливилось познакомиться с природой Австралии. Мы видели карликовых белок-летяг не крупнее грецкого ореха и рыжих кенгуру ростом со взрослого мужчину, удивительного утконоса и почти столь же необычного зеленого горного опоссума, величественных клинохвостых орлов и огромных какаду, крохотных колибри и разноцветных попугаев».
Но восхищала Даррелла
В начале мая 1970 года Джеральд, Джеки, Саранна Калторп и Энн Питерс вернулись на Джерси. Спустя некоторое время Джеральд обедал со своим лондонским издателем. Он собирался писать книгу об Австралии и даже придумал название: «Путешествие в страну Оз с тремя Шейлами».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ПРЕОДОЛЕНИЕ: 1970-1971
В 1970 году жизнь Джеральда понемногу стала приходить в норму. Он сумел преодолеть последствия нервного срыва, хотя еще не смог полностью вернуться к работе. Он попытался сократить потребление виски и курение (теперь Джеральд пытался курить, не затягиваясь). Чтобы преодолеть стресс, он стал заниматься йогой. Джеральд рано поднимался, выпивал чашку чая, а затем усаживался на пол в позе Будды. Он был не просто похож на Будду, он действовал, как Будда, оставаясь неподвижным, а затем приступая к выполнению упражнений — принимая позы лотоса, кобры, стоя на голове. Если бы не йога, как признавался он сам, ему бы не справиться с нервным срывом. Йога спасла ему жизнь. Упражнения способствовали расслаблению, как физическому, так и эмоциональному, что было особенно важно. Йога, говорил Джеральд приятелю, это идеальная жена — «нужно просто попросить о том, что ты хочешь от нее получить». Если бы была его воля, он бы ввел обязательные занятия йогой в школах.
Джеральд редко занимался физическими упражнениями. Он не любил физическую активность. Когда этот путешественник и зверолов попадал домой, он мог сутками сидеть в своем кресле за письменным столом, делая в день не более пятидесяти шагов. Хотя в душе он был кочевником, более всего его привлекал сидячий образ жизни и небольшие домашние радости. «Я обожаю готовить, — повторял он снова и снова. — Это так успокаивает. Счастье для меня — собрать восемь человек за обеденным столом и приготовить для них восхитительное блюдо». Джеральд был настоящим гурманом. Его не терзали моральные угрызения из-за того, что он поедает мясо, рыбу и дичь. «Разумеется, я люблю лосося, — смело заявлял он, — если, конечно, это не последний лосось». «Нельзя быть сентиментальным и содержать зоопарк, — писал Даррелл. — Вам все равно придется кормить животных животными. Можете вы себе представить льва, питающегося собачьими галетами?»
В свое время Джеральду довелось попробовать множество экзотических созданий: игуану («отвратительно»), крокодила («невкусно»), гиппопотама («еще более невкусно»), питона («словно жуешь туалетную бумагу»), камышовых и мешотчатых крыс («очень нежное и вкусное мясо»), медвежью лапу («восхитительно»), бобра («испытание для органов чувств»), дикобраза («замечательное мясо для запекания или копчения»), гуанако («довольно вкусно, но во второй раз пробовать не хочется»), пака («очень нежное мясо»), лошадей («если правильно приготовить, очень вкусно»), чаек («больше никогда!»), фазанов («жирные и сочные»), пингвинов («ужас!»), черных лебедей («очень вкусно») и грачей («замечательно!»), не говоря уже об анакондах, яйцах страусов эму, морских угрях, термитах, саранче и многом, многом другом.
В зоопарке Джеральд обычно ограничивался разнообразными карри, поскольку повседневная суета не оставляла времени на изысканные кушанья. Во Франции же, где он мог немного расслабиться, Джеральд предпочитал роскошную, классическую французскую кухню — с кальвадосом и сливками, коньяком и кровью, калориями и холестерином: заяц в вине с
Джеральд любил развлекаться, хотя лишь на собственных условиях. На вечеринках он чувствовал себя неловко, расслаблялся только у себя дома. В Лондоне он чаще всего посещал ресторан Берторелли, приглашая с собой Теодора Стефанидеса, Пегги Пил, Питера Булла и Алана Томаса с женой. Во Франции его гостями был Лоуренс со своим другом, Дэвид Хьюз и Май Цеттелинг, скульптор Элизабет Фринк с мужем, сосед-художник Тони Дэниелз. На Джерси его навещали только самые близкие друзья и коллеги по зоопарку. Частыми гостями были Сэм и Кэт Уэллер, Джереми Маллинсон, Джон Хартли, а позднее Саймон Хикс и Тони Оллчерч. Маллинсон, Хартли, Хикс и Оллчерч стали особенно близки Джеральду. Он называл их «мальчиками», чем повергал в смущение. «На Джерси, — писал Питер Гроуз, перешедший на работу в лондонский офис агентства Кертиса Брауна и ставший постоянным агентом Джеральда, — Джерри никогда не приглашал к себе новых людей, предпочитая ограничиваться теми, кто был ему хорошо знаком. Если вы задерживались в поместье, то каждый день за обедом видели одних и тех же людей. Джеральд устраивал роскошные обеды с королевскими порциями мясных блюд. У него были близкие друзья, а во время путешествий этот круг менялся. Более всего он любил окружать себя женщинами. В окружении женщин он чувствовал себя как рыба в воде и ухитрялся одновременно флиртовать со всеми».
Джеральд был очень щедр, и щедрость его не знала границ. Он приглашал своих друзей в лучшие рестораны, заказывал самые дорогие блюда и вина, платил за все из своего кармана. Его щедрость не была показной. Так он проявлял свою любовь и дружбу. Когда его агент по вопросам кино и телевидения Дик Огдерс попал в больницу, Джеральд послал ему две бутылки шампанского, чтобы «поддержать старого пьяницу». Когда его бывшая секретарша Дорин Эванс, ставшая стюардессой, попала в катастрофу, Джеральд сделал ей необычный подарок — огромного скарабея, навозного жука, которому поклонялись в Древнем Египте, оправленного в золото. Он сам поймал этого жука на Корфу и заказал оправу специально для Дорин. Рождество и дни рождения в семье Дарреллов отмечались очень торжественно. Джеральд обычно сам писал и рассылал приглашения, часто изображая на них животных или себя с Джеки.
Очень любил Джеральд чтение. «Помимо моих собственных книг, которые я читаю в постели вместо снотворного, — писал он, — я могу читать все, что угодно. Я совершенно всеяден в этом смысле и могу, к ужасу окружающих, одновременно читать пять или шесть книг, разбрасывая их по всему дому и читая по нескольку страниц, когда они попадутся мне на глаза. Дик Фрэнсис (замечательный писатель — я даже ревную!), книга стихов, энциклопедия по сексуальной жизни патагонских ласок, фразеологический словарь… Для меня дом без книг — все равно что пустая раковина. С любовью заполненный книжный шкаф дарит вам тысячи впечатлений, звуков, ароматов и блестящих идей. Книгами нужно восхищаться так же, как многие люди восхищаются драгоценностями, картинами или чудесами архитектуры. Огромная честь иметь возможность перелистывать страницы книги». Когда Джеральд находился в хорошем настроении и в кругу друзей, он начинал читать свои любимые стихи или цитировал отрывки из прозаических книг, как правило, юмористических. Он мог довести всех до слез, читая знаменитое стихотворение Льюиса Кэрролла «Морж и плотник». Если память подводила его, он на ходу сочинял собственные лимерики, по большей части непристойные.
Джеральд часто смотрел телевизор целыми вечерами. Чем более бессмысленной была передача, тем внимательнее он ее смотрел. Он безумно любил фильмы, но почти никогда не ходил в кино, ограничиваясь телевизором. Отвлечь Джеральда от фильма мог только визит друга. Он очень интересовался сверхъестественным и любил фильмы ужасов, особенно тщательно сделанные. Если бы он не стал зоологом, то наверняка выбрал бы карьеру кинорежиссера. Он всегда комфортно чувствовал себя в окружении актеров и режиссеров, в мире кино.