Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

Боттинг Дуглас

На блистающей в лучах утреннего солнца воде было разбросано не­сколько лесистых островков, а за ними виднелся берег, покрытый густыми лесами, над которыми возвышался величественный горный массив Каме­рун, позолоченный утренним светом. Над островами летали стаи серых по­пугаев, издавая пронзительные крики и свист. Они направлялись с остро­вов к берегу. Внезапно в разрыве тумана Джеральд увидел крупного орла, охотящегося за рыбой, и двух коричневых коршунов, кружащих над ним в расчете на остатки с барского стола. И затем он снова ощутил волшебный аромат, который становился «сильнее, богаче, опьянял наше воображение картинами огромных лесов, заросших тростником болот и широких тайн ственных рек, мирно текущих под балдахином листвы громадных деревь­ев», — аромат Африки. «Мы почувствовали себя в мире грез».

Много лет спустя, с ностальгией вспоминая первую высадку на афри­канском берегу, Джеральд говорил другу: «Это произвело на меня такое впечатление,

что я несколько часов, даже несколько дней после приезда находился словно под воздействием наркотиков. Достаточно было стакана пива, чтобы я воспарил, как орел. Сидеть, пить пиво, наблюдать за ярко-оранжевой ящерицей, покачивать головой… Эти впечатления остались в моей памяти навсегда. Они живы, потому что я тогда жил по-настоящему.

Для Джеральда и его друга Джона Йелланда каждая минута первых дней, проведенных в Африке, каждый вид, каждый звук, каждое лицо, ка­ждое животное и растение было источником удивления и радости. Они словно родились заново — все было им незнакомо и неожиданно. Они бро­дили, словно в трансе, восхищаясь и радуясь тому, что их окружало.

«В первый же вечер, — вспоминал Джеральд, — мы пообедали и отправились в маленький ботанический сад. Британцы повсюду устраивают ботанические сады, это для них словно загородные клубы. Вооружившись факелами мы спустились к небольшой речке, протекавшей в окружении пышной растительности. Словно пара школьников, мы принялись ловить все, что нас окружало, — древесных лягушек, мокриц, многоножек. Мы вернулись в гостиницу, нагруженные банками и коробками, и разбирали свои трофеи до утра».

Из маленькой белой гостиницы, расположившейся на вершине холма посреди уютной, усаженной цветами столицы Камеруна Виктории, Дже­ральд в припадке энтузиазма написал матери: «Страна эта просто велико­лепна. Мы с Джоном буквально захлебываемся от восторга при виде птиц и цветов». Куда бы ни отправились наши исследователи, везде им встреча­лись массы экзотических созданий. На кокосовой плантации неподалеку от города они обнаружили гигантских многоножек — «наша первая добыча, шести футов в длину и толстые, словно сосиски». На берегу их поразили странного вида крабы — «пурпурные, с одной большой клешней и одной маленькой», а также стайки мелких рыбешек, головки которых напомина­ли миниатюрных бегемотов. «Если здесь все так великолепно, — писал до­мой Джеральд, — нам крупно повезло».

Джеральду и Джону часто приходилось общаться с местным населени­ем. Делать это приходилось на ломаном английском, универсальном языке, которым Джеральд очень скоро овладел в совершенстве. Вот как описывал он матери типичный разговор с африканцем:

«Я: Доброе утро (очень по-английски).

Абориген: Доброе утро, сар. (Снимает грязную тряпку, заменяющую ему шляпу.)

Я: Мы ищем маленькую добычу [1] . Здесь есть маленькая добыча?

Абориген: Сар?

Я: Маленькая добыча. МАЛЕНЬКАЯ. ДОБЫЧА.

Абориген: А! Маленькая добыча, сар? Да, у нас есть много, сар, много!

Я (викторианским тоном): Где эта маленькая добыча, а?

(Абориген издает ряд восклицаний и жестов, которых я не понимаю.)

Я (притворяясь, что понял): Ага! Это место далеко-далеко? Абориген: Нет, сар, вы идти, идти пять минут, сар. Я (торжественно воздевая руки): Хорошо, ты показать мне.

Процессия пускается в путь. Впереди идут два аборигена, за ними мы с Джоном, ощущая себя так, словно снимаемся в голливудском фильме. Так мы проходим примерно полмили, а потом наши проводники принимаются отчаянно спорить на берегу довольно бурной реки. Я спросил одного из них, как можно переправиться на тот берег, и он сказал, что перенесет нас. Полагая, что другого выхода у нас нет, я вознес краткую молитву Гос­поду и взгромоздился ему на спину. Как он перебрался через реку, я не знаю: вода доходила ему до бедер, а дно было довольно каменистым. К мо­ему удивлению, он благополучно высадил меня на другом берегу и отпра­вился за Джоном. Я никогда не видел ничего смешнее — Джон сидит на туземце, одной рукой вцепившись ему в шею, а другой придерживая сумку с банками и коробками для образцов. Когда они добрались до середины реки (самая трудная часть путешествия), Джон начал смеяться и его весе­лье заразило туземца. Он остановился посреди реки и согнулся от хохота Я думал, что они оба свалятся в речку и все мои ценные экспонаты унесет течением».

Безопасно преодолев реку и тронувшись на поиски «маленькой добы­чи», англичане ощутили страшную жажду и спросили у своих проводников, нет ли поблизости кокосовых пальм. Кокосовое молоко — единственный напиток, который в Африке можно пить без опаски.

«Мы проделали в скорлупе отверстия и сели на обочине дороги немного подкрепиться. Примерно в полумиле от нас росли высокие пальмы. Мы могли видеть, как мужчины забираются на пальмы, усаживаются на ма­кушке и обрубают длинные

ветви. Каждая ветка падала с пронзительным свистом, а когда она достигала земли, раздавался гулкий удар. Во время работы африканцы пели, и слушать это пение было очень приятно. Они пели обо всем, что видели, завершая каждый куплет протяжным припевом «Эоооо, эоооо». Когда Джон садился в машину, они пели: «Вот Джон садит­ся в машину, эоооо, эоооо». Затем африканцы делали короткую паузу и пели: «Он едет в Беманду за молоком… эоооо, эоооо». И так далее. Вокруг нас пели птицы, доносился свист падающих ветвей, протяжное пение аф­риканцев — и все эти звуки эхом отдавались в стволах деревьев. Это было чудесно. Джон сел, утирая пот, струившийся по его лицу, отхлебнул коко­сового молока из своего ореха и сообщил мне: «Чертовски здорово, а, па­рень?»

Виктория была всего лишь прологом к настоящему шоу, а «маленькая добыча» ни в какое сравнение не шла с «большой, большой добычей», кото­рую Джеральд с Джоном рассчитывали поймать в диких джунглях. Всю первую неделю они разбирали багаж и готовились к шестимесячному путе­шествию, которое им предстояло. Они намеревались проехать двести миль добраться до маленького городка Мамфе, разбить там лагерь и собирать животных в первобытном тропическом лесу.

В понедельник, 5 января 1948 года они наконец-то двинулись в путь. Такие путешествия стали для них обычными в последующие полгода. Для начала грузовик опоздал на четыре часа и прибыл до отказа забитым родст­венниками и знакомыми шофера. «После продолжительной, шумной и бес­толковой перебранки пассажиры были высажены из машины со всеми хо­зяйственными предметами и домашним скотом. Затем шофер подогнал ма­шину для погрузки; в связи с тем, что он при этом два раза наехал на живую изгородь и крепко задел стену гостиницы, мое доверие к его про­фессиональным способностям значительно уменьшилось, — вспоминал Джеральд. — Имущество наше было погружено в машину с такой ужасаю­щей быстротой и небрежностью, что я принялся гадать, какая его часть доедет до Мамфе неповрежденной. Позднее выяснилось, что пострадали лишь наиболее необходимые и труднозаменимые вещи». На лобовом стекле грузовика большими белыми буквами было выведено «С богом!». «Только значительно позже мы поняли, какой насмешкой звучала надпись на ма­шине».

Итак, великое путешествие началось. В письме к матери, которое ни­когда прежде не публиковалось, Джеральд так описывал начало этого пути:

«Итак, мы готовы были отправиться. Мы с Джоном вышли из гостини­цы и уселись настолько величественно, насколько это позволяли обстоя­тельства. Мы пронеслись по Виктории и проехали примерно пять миль, когда грузовик издал невероятно впечатляющее рычание, затем некоторое бульканье и двигатель заглох. Мы вылезли из машины. Пока шофер и ос­тальные участники экспедиции копались во внутренностях мотора, Пайос (наш стюард) разложил на обочине дороги скатерть, достал пиво и при­нялся отгонять мух от наших лежащих тел. Примерно через полчаса все было готово, мы снова уселись и двинулись дальше со скоростью 15 миль в час. Через десять миль чертов двигатель снова заглох, и все повторилось снова. На пути до Кумбы (городка, где мы намеревались заночевать) мы останавливались четыре раза.

Примерно в десяти милях от Виктории плантации кокосовых пальм ус­тупили место лесам. Мы с Джоном буквально рты разинули от удивления. Ты не представляешь, насколько здесь красиво: гигантские деревья, в сот­ни футов высотой, склоняются над дорогой. Каждое дерево укрыто древес­ными папоротниками, серым мхом и лианами с меня толщиной. На одино­ком телеграфном проводе сидят сотни зимородков, каждый не больше лас­точки, но раскрашен в ярко-оранжевый и голубой цвета. На деревьях расположились стаи птиц-носорогов, а по обочинам дороги шныряют очень красивые ящерицы с оранжевой головкой, ярко-голубым тельцем, по кото­рому разбросаны красные, желтые и ярко-зеленые пятна. На солнце они кажутся невероятно яркими. Однажды из-за грузовика раздался истошный вопль. Мы вскочили, думая, что наш повар свалился и погиб. Оказалось, что он увидел крупную ящерицу (Джон утверждает, что она была четыре фута длиной) на обочине дороги. Мы слезли и окружили эту тварь. Мы стали медленно приближаться, и тогда ящерица набросилась на водителя. Тот, решив, что благоразумие — главное достоинство храбрости, бросился бежать. Так что мы смогли увидеть только длинный хвост, исчезающий в кустах.

Местность вокруг довольно холмистая, холмы покрыты густыми леса­ми. На каждый холм мы поднимались с пугающим скрежетом, производи­мым коробкой передач нашей машины. Спускаясь с другой стороны холма, мы непременно натыкались на речку, которую приходилось преодолевать по мосткам, перекинутым через глубокие овраги. Джон назвал эти мостки «смертельной ловушкой» — четыре прогнивших бревна, связанных не­сколькими сомнительными веревками, без каких бы то ни было поручней или чего-либо в этом роде. После четвертого такого моста мы к ним при­выкли и уже можем преодолевать их, не зажмуриваясь».